Восемь летчиков или хозяин Байкала

- Стой! Сто-ой, Мишаня! – заорал он, схватив сзади водителя за плечо.

Тот от внезапности тут же машинально вдавил педаль тормоза, и машина с таким же свистящим визгом внезапно встала как вкопанная, будто со всего размаху впечаталась в невидимый барьер.

Проходившая мимо женщина в цветастом платье покрутила пальцем у виска.

…Среди разгневанных туристов, некоторые из которых грозили водителю кулаками, друзья, с нахлынувшим чувством оторопи увидели…

ЛЁТЧИКА.

В пилотной куртке, с планшетом через плечо, в шлемофоне времён прошедшей войны, и унтах! – не слишком подходящих для летней погоды.

Парень таращился на иномарку, и озирался по сторонам, явно не понимая, как он оказался в этом месте и этом незнакомом для него мире.

– Именно ЕГО фотографию я видел на кресте рядом с могилой Саши! Сегодня утром! Только он там был старым и в рясе, упокоенный вместе с остальными монахами.

- Где? – не понял Миша, глуша урчащий двигатель.

- На кресте! Рядом с Сашиным таким же крестом.

- Это когда с нами монах находился?

Юрий Николаевич уже открывал переднюю дверь, чтобы выбраться наружу. Следом за ним выбрался из салона и Семёнович.

– Я присматривался к образу на портрете, смутно осознавая, что вижу что-то знакомое, но неизвестное мне. Какое-то лицо, которое мне кого-то напоминало. Но вот кого именно? Мы ведь знаем образ лётчика только по описаниям Саши. Верно?

Бригадир машинально кивнул, вглядываясь в толпу, которой до лётчика не было абсолютно никакого дела:

- ВОСЬМОЙ лётчик…

Чем подтвердил всеобщую догадку, не высказанную вслух.

- Откуда он? – всё, что и смог спросить Миша.

Никто ему не ответил.

Все смотрели на опешившего парня. Уже отходя с опаской от невиданной машины, он бросил недоуменный взгляд на вылезших из неё пассажиров, и на миг их глаза встретились. В них читался немой вопрос, обращённый ко всем сразу:

Где я? Как я сюда попал?

Ему бы сейчас, в данную минуту, воевать на Воронежском фронте, под Прохоровкой на Курской дуге – так какого чёрта он делает здесь, в стенах какого-то монастыря – с толпой непонятно одетых людей и рядом с внезапно материализовавшимся автомобилем, явно будущей технологии производства?

Так и стояли они – трое из машины, и один из иного измерения – несколько секунд, глядя друг другу в глаза.

Затем, толпа вновь прибывших туристов из подошедшего автобуса оттеснила их друг от друга, поглотила незнакомца, и друзья потеряли его из виду.

- Его сейчас заберёт червоточина. Назад в свой мир. Он свою миссию выполнил – простился с отцом Александром и увидел нас живьём. Ему была предоставлена такая возможность, и он ею воспользовался.

- Он вернётся в 43-й год? - спросил Михаил. - Пройдёт всю войну и останется жив?

- Иначе, он не появился бы в образе председателя комиссии в 1979-м году.

- Так, тот академик… - водитель открыл рот, и в него залетела муха.

- И был этим Игорем, - закончил за него старший товарищ. - Прошедшим войну, закончившим университет, получившим звание профессуры, и так далее – по своей, только ему начертанной судьбе и прожитой жизни. – Семёнович подмигнул другу и похлопал по плечу.

- А… - вырвалось у того. – А как же фотография на кресте у Сашиной могилы? Ведь это был ОН на ней? Старик в рясе, погребённый вместе с монахами Всехсвятского храма божьего?

- А это, Миша, уже совсем другое измерение, не зависящее ни от Хозяина Байкала, ни от аномалий Баргузинского треугольника. Это, - Семёнович по-отечески обнял младшего друга за плечо, - это уже больше по части цивилизации ТАПРОБАН.

Миша взглянул в сторону толпы и печально вздохнул, прощаясь мысленно с незнакомцем, надо полагать, уже навсегда. На миг ему показалось, что исчезая в толпе, лётчик повернулся и прощально махнул ему рукой. Да-да, именно ЕМУ, а не всей компании у машины. «Ну что ж, прощай и ты, о гений злой…» - процитировал он про себя кого-то из классиков.

- Поехали! – скомандовал Юрий Николаевич. – Нам тут делать больше нечего.

Машина, резко набирая ход, устремилась из стен монастыря на проезжее шоссе.

Эпилог

Лавра осталась позади вместе с её чудесным и красивым городом, а Семёнович на заднем сиденье автомобиля всё не мог забыть тот портрет на кресте, рядом с Сашиной могилой.

Почему только он увидел его?

Остальные в тот момент разговаривали с молодым послушником, а он, единственный из всех, стоял и взирал на образ, который казался ему до боли знакомым, будто прожил с ним бок о бок всю свою сознательную жизнь.

Отчего так?

И если этот лётчик, которого они только что видели, был ВОСЬМЫМ лётчиком, то каким по счёту должен был быть тот, на фотографии надгробья?

Каким?

ПЕРВЫМ?

ЕГО лётчиком? Собственным, каким он был у Василия Михайловича, у Люды, у Губы и его отца? Каким был у Саши?

Если так, то…

Всё возвращается на круги своя.

Только уже не на Байкале.

Уже здесь.

В настоящем реальном времени.

********