Восемь летчиков или хозяин Байкала

Полтора часа они блукали по лесу, отыскивая примеченное профессором дерево и свежевырытый бугорок земли; кругом слышались подозрительные шорохи, крики вспугнутых птиц, шелест веток. За всё время поисков они едва обмолвились парой фраз, произнесённых шёпотом. Однажды даже почудилась русская речь, эхом разнесённая средь вековых сосен. Где-то невдалеке ухнуло, где-то заржали кони – лес будто превратился в угрюмую колдовскую чащобу с его тайнами и опасностями на каждом шагу. Казалось, это был чужой лес. Не русский. Поэтому, когда они, наконец, увидели вихрем снесённую поляну с образовавшимися на ней правильными кругами, профессор облегчённо выдохнул и показал гренадеру рукой на дерево, под которым над землёй выступал свежий бугорок, похожий на небольшой муравейник. Оба уже подходили к нему, и профессор мучительно размышлял, как избавить достойного лейтенанта от научных объяснений, как вдруг волна спрессованного горячего воздуха ударила его в спину, опрокинула на землю и заложила уши так, что, казалось, весь его мыслительный аппарат раскидало веером по поляне, словно фейерверк в небе. Боли не было – взрыв не зацепил его, как и в прошлый раз, когда снесло полголовы его часовому. Подавляя желание чихнуть и отгоняя муравья, Василий Михайлович бросил взгляд справа от себя, и ему вдруг стало мучительно плохо. Позыв к рвоте дал сигнал лёгким освободить место для протяжного всхлипа, и он едва не вырвал под себя, всё ещё лёжа на траве. Хватая горячий, пахнувший гарью воздух ртом, он дико заорал. Муравей пропал, а вместо него в фокусированном взгляде перед лицом учёного предстал носок сапога лейтенанта, подёргивающийся как примитивный организм, лишённый разума, но полный воли к жизни. Так ведёт себя хвост ящерицы, оторванный от тела – дрожащий и подпрыгивающий на земле. Профессору, слегка контуженному от взрыва, на миг вспомнились и пронеслись в сознании те кислотные жгуты, что падали с неба на побережье Байкала: они таким же образом дёргались, погибая в земном кислороде. От взрыва верхняя половина Мишеля сложилась как книжка, а потом и она упала медленно вперёд, так что когда он окончательно упокоился на земле, ноги его аккуратно лежали поверх туловища. Когда профессор, превозмогая позывы к рвоте, уставился на носок ноги, Мишель ещё пару раз дёрнувшись, застыл в траве, и лишь остаточное явление подрагивающих нервов заставляло этот носок мелко дрожать. Точное попадание пушечного ядра сложило тело лейтенанта вдвое, и Мишель, как физическая единица природы перестал существовать – так по-научному заключил бы для себя профессор. Душа, выпущенная на свободу из благородного тела, взвилась к облакам и устремилась в сонм усопших где-то там, на краю Вселенной. Мишель умер. Мир его праху.

Как бы в подтверждение этому, в лесу снова грохнуло – похоже, где-то в стороне от него шёл мелкий по значению бой; взрывы слышались периодически, и один из них как раз и накрыл профессора с Мишелем.

На поляну выскочили сразу несколько человек, среди которых выделялся внушительного роста мужик с густыми пышными усами во всё лицо. Увидев прислонённого к дереву пожилого человека, он предостерегающе поднял руку и гортанно крикнул своим:

- Не стрелять, ребята! Похоже наш, не француз.

А дальше произошло нечто…