Восемь мечей

Они вышли из-под сени рощи на согретый солнцем простор парка, сонного и почти зловеще спокойного в вечернюю пору. После грохочущих городов эта тишина вызывала в Доноване беспокойство. Он взглянул на Гранж, позади которого виднелись тополя, и вспомнил, что говорил об убийце доктор Фелл. Вспомнил он и о том, что они были по-прежнему далеки от того, чтобы узнать имя преступника. Старик Деппинг стал жалким призраком. Все эти люди охотно подхватывали и разносили сплетни, но они не стали бы горевать по нему. И вдруг мысль, мерцавшая где-то в подсознании, вновь всплыла на поверхность.

– Швырять чернильницей… – повторил он. – Я просто вспомнил о вашем полтергейсте и его выходке с викарием…

– Ах, об этом? – Она вопросительно подняла брови и усмехнулась. – Ой, мы так перепугались! Вы бы видели! Никто, конечно, не поверил в то, что ваш отец спятил, может, кроме моего отца, но мы не поверили и в эти рассказы о том американце, как его там…

– Спинелли?

– Хм. Утренние новости были словно гром среди ясного неба… – Она неловко ковырнула траву носком туфли. – Я тут подумала… – продолжила она, как будто вновь меняя тему. – Мы же вовсе не спешим домой? Что, если нам пойти к Моргану и, может, выпить по коктейлю?..

Ответ был ясен обоим. Едва она договорила, как они развернулись и направились в другую сторону. Довольная Патрисия заговорщически хихикнула. Она сказала, что знает короткую дорогу: через боковые ворота в стене, неподалеку от рощи, в которой стоял гостевой домик, рукой подать до «Похмельного дома».

– Зачем? – начала она таким голосом, будто тема эта была ей отвратительна, но не поднять ее она не могла. – Зачем было этому Спинелли убивать мистера Деппинга? И вот он убил его. Спинелли ведь итальянец, может, даже и состоял в «Черной руке», они там всяким промышляют. Вы же все знаете про преступников?

Хью буркнул что-то себе под нос, уже начиная жалеть о том, что заговорил об этом. Он и рад был бы объяснить все этой конфетке, но не мог.

– Всяким, – повторила она, очевидно довольная своими рассуждениями. – Как бы то ни было, скучать по мистеру Деппингу никто не будет. То есть мне безумно жаль, что он погиб, это ужасно, и я рада, что убийцу поймали… но иногда мне хотелось, чтобы он уехал и никогда не возвращался. – Она помешкала. – Если бы не Бетти (мы виделись пару раз), наверное, мы примчались бы к папе и мистеру Берку и сказали бы: «Значит, так, вышвырните этого негодника вон».

Они обходили разделявшую имения стену, и Патрисия хлопнула по ней с неожиданной яростью. Озадаченность Хью все росла.

– Да, – согласился он. – Вот что самое странное…

– Что же?

– Ну, положение Деппинга. Здесь, кажется, никто бы за него не поручился. Приехал сюда, никого здесь не зная, а вы его приняли и ввели в свой круг. Раз уж он так всем не нравился, это как-то странно.

– О, да я и сама себя много раз об этом спрашивала. Это все мистер Берк. Подбил папу провести с нами воспитательную беседу. А папа покраснел виновато и пробурчал: «Пф, чего уж там?» А мы ему: «Как это – чего?» Попыхтел еще немного и в конце говорит: «Да ведь Деппинг же славный малый?» А мы ему: «Нет». А папа: «Славный-славный, черт возьми!» – и выскочил в ближайшую дверь, как будто сделал все, что мог. Мистер Берк этот разговор затеял, а сам сидел молчком.

– Берк? Это…

– С ним вы еще познакомитесь. Маленький такой, коренастый, с грубым голосом и блестящей лысиной. То сидит с кислой миной и изредка усмехается, то будто бы засыпает. Постоянно ходит в коричневом костюме (ни разу его в другой одежде не видела) и с трубкой в зубах. А еще, – обиженно проговорила Патрисия, – поглядывает на всех с таким прищуром поверх этой своей трубки, как будто прицеливается. К нему надо привыкнуть. – Она вновь довольно хихикнула. – Наверняка я знаю, что он ненавидит аудиокниги и может выпить, не поморщившись, больше виски, чем любой из знакомых мне мужчин.

На Хью ее рассказ произвел сильное впечатление.

– Это что-то новенькое, – заявил он. – Мне всегда казалось, что, если работаешь в издательстве, тебе полагается иметь длинные седые усы и толстенные очки, а еще просиживать день-деньской в мрачной комнате в поисках шедевров. Я и про Генри Моргана думал – мы, кстати, знакомы, – что он… ну, на обложках его книг было написано…

– Книжки-то отличные, вы не находите? – спросила она. – Он сам их пишет. Знаете, вы кое в чем заблуждаетесь. Но я вам про Деппинга рассказывала. Не думаю, что все дело в деньгах, которыми он вложился, хотя, полагаю, сумма там была немаленькая. Дело тут скорее в его сверхъестественном даре предсказывать, какая книга будет хорошо продаваться, а какая нет. В мире таких людей всего с полдюжины, не знаю, откуда он такой взялся. Но он ни разу не ошибся. И это было бесценно. При мне мистер Берк всего раз говорил о нем, когда мы с Мейделин распекали Деппинга, а Берк, с газетой на лице, пытался подремать в кресле. Он убрал свою «Таймс» и говорит: «Молчать! Этот человек – гений» – и опять заснул…