Восемь минут тревоги (сборник)

Странно, удивлялся себе Джек: он не верил, что Рыжий, еще недавно такой теленок, послушный его воле, решится нажать на спуск; он не верил в реальность происходящего, как не верил и в натуральность «игры» Рыжего и подлинность декораций, изображавших плот и мутно вспененное море. Но они были, были в реальности — и вздыбленное море с оранжевым, как пожар, плотом для двоих, и промокшая насквозь раскисшая обувь, да еще дикая, прямо-таки чудовищная тошнота, уносившая на борьбу с собой последние силы.

— …Три! — командовал Рыжий перекошенным ртом, и тот, кого должны были убить, просыпался в усталом смятении посреди ночи, а убийца сам замертво валился с подогнутых раскоряченных ног, так и не успев, должно быть, понять, что же с ним произошло.

Так продолжалось трижды, и трижды этот ненавистный покойник, этот нелепый призрак, досаждая и зля, исправно являлся к единственному свидетелю его последних минут, а это кого хочешь могло вывести из себя, потому что казалось мистикой, неотвязным роком.

«Черт! Дался мне этот чичако, новичок…»

Он пытался дышать глубоко и умиротворенно. Но дышать, собственно, было нечем: в помещениях такого рода, где он вынужденно коротал ночь, форточки, а уж тем более кондиционеры, не предусмотрены.

Какое-то время он лежал на спине, бездумно пялясь в неопределимой высоты потолок, где лишь слабо угадывался совсем не рассветный блик. Синий выморочный свет, струившийся из крошечной лампочки, забранной плафоном и решеткой, непостижимым образом связывался в его сознании с йодоформом, вдохнуть который ему однажды довелось; подслеповатое это контрольное освещение не давало вынужденно бодрствующему в ночи никакой надежды на избавление или хотя бы малейший выход из создавшегося положения, и оттого раздражало, мешая думать.

«Что им известно обо мне? — трезво, будто в иной обстановке, прикидывал он. — Что они могут мне предъявить?»

Факты и фактики, мгновенно вызванные из недр его мозга, выстраивались в доводы, а те, едва сформировавшись, перерастали в версии, которыми все еще властно руководила его отточенная, без изъянов, логика и их собственная неоспоримая простота.

Именно на простоте должен строиться весь расчет: его, отпускника, приехавшего из Горького в неведомые края — на Балтику, чтобы полюбоваться архитектурой и хорошенько отдохнуть, пригласил на рыбалку житель острова, с которым их свело в городе случайное знакомство. Гость не отказался, а наоборот, с радостью принял предложение — почему бы и нет? Они спустили плот, навесили мотор и на зорьке вышли в море, чтобы к обеду вернуться с уловом. Затем некстати нагрянул шторм, мотор захлестнуло и неуправляемый плот понесло, увлекая стихией все дальше и дальше от берега…

Упреждая возможный и такой естественный вопрос, он даже взмахнул почти невидимыми в темноте руками: нет, они не намеревались забираться слишком далеко и уж тем более задерживаться в море столь долго, так вышло. В этом легко убедиться — достаточно заглянуть в их мешок с провизией и снастями: кроме термоса и целлофанового пакета с бутербродами у них не было с собой ничего. Даже запасной канистры с бензином, предусмотрительно выброшенной за борт вместе с другими вещами, — и той не мог обнаружить следа даже самый придирчивый взгляд.

Был еще один, беспроигрышный, с его точки зрения, вопрос, который могли предъявить ему на дознании: как он, не имея специального разрешения, оказался в пограничной зоне? Брови его сами собой сгибались в правдоподобную дугу: но помилуйте, с «младых ногтей» живя и работая в глубине России, в Горьком, он и понятия не имел ни о какой погранзоне, не то что о допуске в нее по специальному разрешению! Что в этом особенного и противоестественного, если человек он — сугубо гражданский, обычный инженер-строитель, каких тысячи и тысячи… Не всем же проявлять бдительность и крепить обороноспособность страны, кому-то надо и пахать, и сеять, и строить дома… Вот именно.

Естественно, но месту жительства немедленно пошлют запрос, а оттуда придет незамедлительно подтверждение, что да, такой-то действительно и проживает, и работает, а в данное время находится в законном очередном отпуске за пределами города… Этого будет вполне достаточно при такой пустяковой, такой очевидной вине — нарушении правил погранрежима.

Скорее всего, в ту строительную контору неведомого треста направят официальный акт о задержании, чтобы администрация применила к своему подчиненному соответствующие строгие меры, а его самого, завершив формальности, рано или поздно отпустят с внушением на будущее, и этим, вероятно, все кончится… Что касается настоящего горьковчанина, чьими документами он воспользовался, то истинное его местонахождение, истинная судьба никому на свете, кроме него, неизвестны…

Лежа в неподвижности, он удовлетворенно чмокнул губами: тут сработано чисто, не оставлено и малейших следов. Значит, выбросить из головы далее само напоминание. Что остается в итоге?