Восемь минут тревоги (сборник)

— А знаешь, любопытный проект, — завидя Лагунцова, сказал он оживленно. — Только бы я вот сюда, — показал в уголке схемы, — поставил магнитный контактор. В наших условиях он просто необходим: всегда обеспечит быстрый переход с обычной электросети на автономную, и наоборот. Вот если бы еще раздобыть пластика… — Заметил: Лагунцов совсем не слушает его, озабочен чем-то своим. Что ж, Завьялов не в обиде. Как говорится, в каждой избушке свои погремушки…

— Николай, — через минуту сказал Лагунцов, стараясь не смотреть на замполита, — тебе не приходилось в эти дни беседовать с Олейниковым?

— Нет, а что? Ты с ним сейчас говорил? Где?

— В подвале, в сушилке, — ответил Лагунцов устало. — Помнишь, Олейников рассказывал про скрап и про машинку? Говорит, что теперь бы про это не рассказал… О матери что-то вспомнил.

— Ну, и ты?.. — начал было замполит, но Лагунцов грубо оборвал его:

— И я!.. Как видишь, я не нашел, что ему ответить. А он ждал этого… Что скажешь дальше?

Завьялов и тут не обиделся: как всегда, сцепил перед собой пальцы, глубоко задумался. Приглушая голос, сказал:

— Впечатлительный он очень, все в него западает глубоко.

— Да уж глубже некуда! — Лагунцов крутанул шеей в тесном вороте. — Мне он сейчас рассказывал, как у него украли мечту.

— Какую мечту? — Завьялов недоуменно вскинул глаза.

Лагунцов пояснил, придвинул к себе чай, ожидая, как отзовется на его сообщение Завьялов.

Завьялов хмурил лоб, сжимал и разжимал мясистые пальцы. Увы, он тоже не мог с полной для себя ясностью соединить два далеких друг от друга понятия — мечту и сегодняшний разговор Лагунцова с Олейниковым. После разъяснения Лагунцова замполит был абсолютно уверен в одном: то, что с Олейниковым сейчас происходит, на языке педагогики называется возмужанием… Зрело в человеке сомнение, почти неизбежное на переломе, копило силы, а сейчас прорвалось, выплеснулось наружу. Так бывает.

— Бывает, — вслух выразил он Лагунцову свою мысль. — Многие в таком возрасте — я имею в виду людей впечатлительных — начинают подводить предварительные итоги: чего достигли в жизни, что сделали? И очень тяжело переживают, если под чертой оказывается ноль, пустое место, как им кажется… Конечно, все это приблизительно, может, я не умею выразить точно. У Олейникова, как мне кажется, ситуация гораздо сложнее: ведь никого нет из родни, один, и поневоле привык полагаться на собственные силы. А они у него — очень невелики… — Замполит опустил свои тяжелые руки на пластиковую крышку стола. — Навалится на такого груз потяжелей — и шею парнишке сломит.

Замполит помолчал. Неожиданно задал вопрос Лагунцову:

— Друзья-то у него кто?

Лагунцов нахмурил лоб: а черт его знает. Живет вроде со всеми в мире, а вот чтобы дружбу водил с кем-нибудь особенную — нет, этого он не замечал.

— Видишь, мы с тобой толком и не знаем.

Лагунцов заметно поморщился, почуяв в словах Завьялова упрек, а замполит продолжил:

— Все еще казнишься, что не знал, как ответить Олейникову? Напрасно. Такая ситуация кого хочешь в тупик загонит, не выкарабкаешься… Но если тебе интересно мое мнение, то вот оно: мы с тобой в свое время не разглядели Олейникова, или, точнее, проморгали его, и толкуем о нем только сейчас. Значит, неважные мы с тобой офицеры.

— А при чем тут «мы»? — вскинулся задетый за живое Лагунцов. — Ты что-то перепутал. Душа — это ведь по твоей части! Сам говорил об этом, или не помнишь?

— По-твоему, солдат на службу идет чуркой деревянной, а душу оставляет в казарме, специально для меня, — тоже вспылил Завьялов, но вовремя взял себя в руки. — Так мы с тобой бог знает до чего договоримся. Не о том бы нам думать надо, кто и что когда-то сказал, а о воспитании солдат, о том же Олейникове… Постой, как он тебе сказал? На границе он будет лишним? Ну вот, видишь? Это похоже на убеждение, а зреет-то оно в нем сейчас, и его нельзя не учитывать, потому что наломать дров в таком деле ничего не стоит.

Лагунцов водил пальцем по ободку своего опустевшего стакана и угрюмо молчал. Его утомил этот повернувший совершенно в иное русло разговор, и впервые за хлопотный день Лагунцов подумал о том, как устал. Да и почему, собственно, он должен столько времени ломать голову все над одним и тем же? Как будто мало ему чисто служебных проблем, еще и воспитанием заниматься! И замполит явно преувеличивает: с Олейниковым ведь ничего не случилось, чего же раньше времени разводить пары?

— Анатолий! — мягко, стараясь не обидеть, сказал замполит. — По-моему, ты давно уже забыл об отдыхе. С тех пор как отпустил зама в отпуск и дома-то не был по-настоящему. Лена твоя жаловалась Наталье. — Лагунцов на это замечание хмыкнул, и тогда Завьялов спросил: — Читал хоть что-нибудь приблизительно за полгода?

Анатолий раздраженно пожал плечами: тоже нашел о чем спрашивать! Будто не знает, как у него было со временем! Кое-как «В августе сорок четвертого» в «Новом мире» осилил!

Но заботливые слова разморили капитана. Он уже готов был отдаться их сладостной власти, как вновь вспомнил: не о том бы теперь думать замполиту, не об Олейникове да о Лагунцове!