Восемь минут тревоги

«Как все в этом мире призрачно! — усмехнулся Гаррисон, сжимая виски. — Призрачно и непрочно. Где Аризона, где Гавайи? Где ты, небесный цветок гамбургских оранжерей, посылающий вызов всему живому? Господи!..»

Вертолет плыл, словно несли его не металлические лопасти, а крылья ангела.

— Проходим над целью, командир!

— Вижу! Сообщите на корабль…

Введенскому тотчас сообщили: «Держите на «мигалку», висим над целью». Капитан, пока корабль не вышел на цель и репитер лага отсчитывал предельно возможную для таких условий скорость, с чувством прихлебывал норовящий выплеснуться чай. «Есть два удовольствия в жизни, — рассуждал он, прижимаясь от бортовой качки и быстрого хода корабля к спинке кресла. — Это добротно сделанное дело и… чай. Семья, выслуга, авторитет — это само собой. Но чай…»

Он ждал, когда вахтенный или сигнальщик известят: «Вижу «мигалку» вертолета» — и когда такое известие поступило, по внутрикорабельной трансляции, отдаваясь во всех отсеках, грянул голос капитана:

— Корабль к задержанию! Осмотровой группе приготовиться…

Поднять на корабль вымотанного штормом пассажира и принайтовить к правому борту спасательный плот осмотровой группе труда не стоило.

— «Ходу, ноженьки, ходу!» — Беззаветно чтивший Высоцкого, Введенский приник к микрофону: — Экипаж благодарю за службу! Корабль — в базу!..

Кутая горло, и без того закрытое высоко поднятым воротником демисезонного пальто, Рязанов объяснял смущенному визитом и высоким чином гостя начальнику заставы:

— Хотелось бы самому взглянуть на место. Не возражаете?

Снарядить всегда готовый к выезду тревожный уазик было минутным делом.

— Вот здесь наряд обнаружил следы. А вот там — видите? — объяснял словоохотливый капитан, — сержант Калинин зафиксировал машину.

Рязанов шествовал следом за капитаном, внимая словам начальника заставы, словно увлекательному рассказу гида.

— Тубу с клеем обнаружил тоже Калинин?

— Нет, это проявил бдительность младший наряда Мустафин. На обоих отправили представление на медаль «За отличие в охране государственной границы СССР».

— И правильно сделали.

Капитан чуть приостановился, сдерживая широкий шаг гостя.

— Товарищ полковник, можно вопрос?

Рязанов усмехнулся:

— Не церемоньтесь. Спрашивайте…

Начальник заставы приободрился:

— Зачем же нарушитель закатал Рыжему в лоб? Не поделили чего? Ведь с мотором — моряки рассказывали — и делать было нечего, вполне могли запустить. Или не разобрались?..

Рязанов расхохотался от души, и смех его ветром прокатило по побережью.

— Рыжий крепко надул своего сообщника. Тот и не предполагал, что напарник не утонет, а заранее привяжет себя к ноге за фал. Темно было, попробуй тут разглядеть. Да и волненье, само собой, усталость… — Рязанов взглянул на капитана, как бы удостоверяясь, понятно ли он изъясняется. — Его потом уж обнаружили, когда моряки доставили плотик в базу. Рыжий с пулевой дыркой во лбу — основное свидетельство. Тут уж не прикинешься рыбаком…

Молча прошли еще какое-то расстояние.

— Меня только одно удивляет… — Рязанов пошевелил носком добротного башмака жемчугом сиявшие на песке перламутровые створки раскрытой раковины беззубки. — Неужели пограничники не слышали шума подвесного мотора?

Капитан даже приостановился, будто натолкнулся на валун.

— А и невозможно было, — протянул он в растерянности. — Норд ведь дул, северный, значит… Сегодня какое?

Рязанов отвернул на руке манжету, посмотрел на часы:

— Третье…

— Вот, числа с пятого переменится на зюйд. Глядишь, тепло возвратится…

— Скажи-ка ты! — изумился Рязанов. — Это что, закономерность?

— Так уж подмечено. Каждый год совпадает. Куда тут денешься: местная роза ветров…