Поэтому, увидев распахнутые ворота, Снегин сразу понял, что ему туда. Похоже, Федор Стасович развил бурную деятельность. Интересно, кто его надоумил?
– Следы заметаете, – громко сказал Снегин, пытаясь перекрыть шум, доносящийся из мастерской Герасимова.
Там тут же стало тихо. Краской уже не пахло – воняло так, что немедленно хотелось надеть респиратор. И химией какой-то.
– Выходите, Федор Стасович, – позвал Снегин. – Я прекрасно знаю, чем вы там занимаетесь. И зачем.
Поскольку хозяин из гаража по-прежнему не появлялся, Снегин решил, что он та гора, которая сама идет к Магомету. И сделал пару шагов в святая святых. Прищурился и замер.
Это и в самом деле была мастерская. Мастерская художника. Повсюду стояли и висели картины. Только это ничуть не напоминало картинную галерею. Холсты как таковые отсутствовали. Хотя кистей было много. Массивных и кисточек. Тонюсеньких. А вот льняное масло, грунт и масляные же краски – все это было из другой оперы. Точнее балета. Потому что здесь царила Зоя Зуева.
Герасимов писал ее портреты на металле, аэрографом. Зоя в белоснежной пышной юбке чуть выше колена и царственной диадеме. Зоя в перьях. Зоя в платье роковой Кармен. Зоя в хитоне античной богини…
Снегин невольно присвистнул:
– Это же шедевры!
Кроме Зои Федор Стасович рисовал и пейзажи. Все так же аэрографом и кисточками-кистями на крыльях и капотах автомобилей, запчасти которых предпочитал традиционному холсту. Сейчас Герасимов работал над своей машиной, только на этот раз не создавал, а уничтожал.
Капот уже был полностью закрашен белой краской. Оставалась девушка в балетной пачке со стороны водителя. Снегин с сожалением отметил потерянную ногу. Ту, на которой балерина стояла. Пуант был безнадежно похоронен под слоем все той же белой краски. Герасимов начал закрашивать рисунок снизу.
– Остановитесь, Федор Стасович! – взмолился Снегин. – Такую красоту уничтожать! Да как у вас рука поднялась!
Поскольку Герасимов ошеломленно молчал – такого визитера он никак не ожидал, – Снегин прошелся вдоль стен. С чувством сказал:
– Я на выставке недавно был. Девушка моя затащила. Полюбуйся, мол, на красоту. Так я ни хрена не понял. Опозорился, на весь зал выпалил: «Любой дурак так сможет». Сейчас я категорически заявляю: так мало кто сможет. У вас настоящий талант, Федор Стасович! Преклоняюсь. Вот это я понимаю, живопись! Никакого тебе модернизма! Все четко и понятно: Зоя Валентиновна Зуева. Неужели вы все ее портреты хотели уничтожить?! – ужаснулся Снегин. – Зачем?!
Герасимов угрюмо молчал.
– Скажите же хоть что-нибудь, – взмолился Снегин. – И положите ту штуку, которая у вас в руках, вон, на верстак. Похоже на огнестрельное оружие. Надеюсь, не патронами заряжено?
– Это аэрограф, – хрипло сказал Федор Стасович. – Он не стреляет. Только краской.
Это были первые слова, которые Снегин услышал от Мастера. А то, что Федор Стасович уникум, было очевидно.
– Вы зря уничтожили рисунок, – с сожалением сказал ему Снегин. – Я видел вашу машину вчера. Всю, включая капот. Вы меня чуть не сбили, помните?
Герасимов все так же угрюмо молчал. Ну как его разговорить? Разве что с любимого дела начать.
– Это, должно быть, неимоверно трудно. – Снегин потрогал пальцем автомобильное крыло, на котором Зоя была изображена в хитоне. – Гораздо труднее, чем рисовать маслом на холсте.
– Не пробовал, но не уверен. Здесь нет ничего сложного. Главное – научиться движением одного пальца регулировать два показателя: воздух и краску, – наконец хрипло сказал Герасимов. – Много времени уходит на подготовку поверхности, это правда. Зачистить, обработать. Иногда отправляю заказчиков на пескоструй. А так ничего утомительного.
– Не скажите! – Снегин покачал головой. – Ведь надо эти железяки ворочать! А они тяжелые! – Он одобрительно оглядел высокого плечистого художника. С восхищением сказал: – Силища у вас, Федор Стасович!
Тот моментально подобрался. Только что стойку не занял. Боксерскую. Кулаки Герасимов поднял мысленно. И приготовился защищаться.
– И сколько же стоит такая красота? – Снегин прикинулся простачком. Мол, ничего не вижу. – В денежном эквиваленте? – И он перешел к другой картине. А иначе эти шедевры язык не поворачивался назвать. Конечно, картины! Хоть персональную выставку устраивай!
– Вам – даром, – хмуро сказал Федор Стасович. – Если оставите Тому в покое.
– А вот эти перья… – Снегин осторожно потрогал пальцем крылья нарисованного лебедя. – Как живые ведь! Поделитесь секретом? Как?! Или коммерческая тайна?
– У каждого мастера свои секреты, – нехотя поддержал разговор Герасимов. – В основном экспромт. Эффект мрамора, к примеру, достигается при помощи обычного пакета, – усмехнулся Мастер. – А перья эти – работа кисти для румян. Все просто.
– Просто когда знаешь, – с уважением сказал Снегин. – Ну а теперь поведайте: почему вчера вы кинулись защищать Тамару? И кто вам позвонил?
– Вы не имеете права допрашивать ребенка! – Герасимов выдвинул правое плечо вперед и в самом деле сжал кулаки.
Но Снегин не отступил. Да и некуда было: он стоял у стены.