«Вот зараза, – подумал Снегин. – Одно слово: сталкер. Комедию ломает. Такие не плачут». И сурово сказал:
– Разумеется.
– Хотя Борис не удивится. Я рос неправильным ребенком.
– Все мы в детстве хулиганили.
– Я не хулиганил. Пакостил. Борису по‑крупному.
– И за что?
– Он старше. Умнее. Всегда все делал правильно. А мне хотелось доказать, что мир принадлежит другим. Таким, как я.
– Доказал? – с усмешкой спросил Снегин.
– Мне просто не повезло, – с досадой сказал Герман. – И как глупо попался! Меня, мошенника со стажем, виртуоза кидалова, заманили в ловушку! Зуева не настолько умна. Я умных баб всегда сторонился. Мне лишние проблемы не нужны.
– Но Зуев‑то был не дурак. И Антонов тоже далеко не глуп.
– То другое дело. От мужика требовалось одно: вспыльчивость. Чтобы ревнивый был. Собственник. Чтобы при виде соперника, который его жены домогается, мозги бы тут же отключались. У богатых характер со временем трансформируется. Когда вокруг одни подлипалы, то кажется, что все дозволено.
– Да ты психолог! – хмыкнул Снегин.
– В моей работе иначе нельзя. Но кто‑то и меня просчитал. Ты мне помоги. Самому небось интересно? Случай неординарный. Прямо как в кино.
– Лесть? Зачет. Время вышло, Карлович. Жди адвоката.
– Спасибо.
– Вот зачем я это делаю? – спросил Снегин, засовывая смартфон обратно в карман. – Ты и на зоне неплохо устроишься.
Потом встал и кивнул охране: закончили, мол.
Итак, рука. Что имел в виду Зуев, когда сказал: «У тебя вон рука»? Похоже, драку Егор Всеволодович все‑таки планировал. Но почему‑то не среагировал, когда на него напали. Первый же пропущенный удар оказался в рефлексогенную зону, и Зуев потерял ориентацию.
Значит, не ожидал от человека, стоящего за спиной у Германа, нападения. Убийца не казался Зуеву опасным. Сосед? Друг детства? Зоя Валентиновна упомянула, что они вместе росли. Егор, она и Ося.
Остап Ефимович Первак. Вот с кем Снегину хотелось побеседовать в первую очередь. Давно уже стемнело. Пока он доберется до нужной локации, у всех нормальных людей закончится рабочий день. Есть шанс застать Первака дома. А нет, так с матерью его поговорить.
Дверь открыл темноволосый мужчина высокого роста и плотного телосложения, с бородой. В пятницу его допрашивал другой опер, не Снегин, который в это время занимался вдовой. Поэтому хозяин квартиры смотрел на визитера с удивлением.
– Капитан Снегин из криминальной полиции, – представился он и протянул удостоверение. – А вы…
– Первак.
– Остап Ефимович?
– Он самый.
– Ося, кто там? – раздался из глубины квартиры женский голос. Красивый, низкий, с приятной чувственной хрипотцой.
– Из полиции, мама! – крикнул Первак.
– Так пригласи его в дом!
Снегин меж тем ощупывал взглядом руки Остапа Ефимовича. Обе на месте, это раз. И на вид вполне здоровы. Целы. Без видимых повреждений. Факт, который стоит отметить в протоколе визуального осмотра личности.
– Что‑то не так? – Первак смотрел на него с усмешкой.
– Я хотел бы задать вам пару вопросов. Предмет беседы – убийство вашего соседа. Зоя Валентиновна сказала, что вы дружили.
– Проходите, – Первак посторонился.
Квартиры были зеркальными: та, которая принадлежала Зуевым, и собственность Перваков. Обе двушки, прихожая тесная, холл похож на кишку, запах в нем затхлый, не слишком приятный, и три двери: в комнаты и в санузел. А вот зал огромный, с эркером.
– Я сейчас выйду, – раздалось из‑за двери.
Похоже, из спальни, если планировка идентичная той квартире, в которой Снегин побывал в пятницу вечером.
– Мама плохо ходит, – пояснил Первак. – Ей надо собраться с силами. И переодеться.
– Так, может, не будем ее беспокоить?
– Она редко выбирается из дома, и ей скучно, – улыбнулся Остап Ефимович. – Не лишайте ее удовольствия от общения.
Снегину он скорее нравился. Необъяснимая симпатия, связанная то ли с располагающей внешностью, то ли с мамой, о которой Первак говорил с заботой и нежностью. Снегин тоже любил свою маму.
– Проходите в зал, – гостеприимно предложил хозяин. – Там и поговорим.
Какое‑то время Снегин в комнате был один. Первак ушел на кухню, за угощением, похоже, а плохо ходящая мама приводила себя в порядок, перед тем как выйти пусть и к незваному, но гостю.
И первой перед очи Снегина предстала она. Он невольно вздрогнул и в который раз поразился, как же обманчивы бывают женские голоса! И возраст их не старит! Когда‑то Клара Первак была красавицей, но увы! Старость сохранила без изменений лишь ее голос. Перед Снегиным, тяжело опираясь на трость, стояла дряхлая старуха. На вид ей было под восемьдесят.
Она тяжело, со свистом дышала, изуродованная артрозом рука сжимала набалдашник трости, глаза были неопределенного цвета, мутные и слезились. Снегину стало неловко, когда старуха, ковыляя и явно делая над собой усилие, направилась к дивану.