И это не ложь. В прошлом году Леон подарил сестре путешествие по всей Европе на целых два месяца. И угадайте, почему? Правильно, потому что мой день рождения тогда уже не имел значения, раз моя сестра получила такой замечательный подарок. Это было все, о чем говорила моя семья. Мой день рождения давно забыт.
— Он не придурок, Льдинка. Он намного хуже. Кто вообще
Я пожимаю плечами.
— Это не такая уж большая проблема. Я все равно не собиралась ехать домой на праздники. Теперь у меня есть
Аарон качает головой.
— Возьми меня с собой. Мне нужно поговорить с этим
Я молюсь, чтобы он сказал все это только для того, чтобы вызвать реакцию, а не потому, что он действительно так считает. Мое сердце не выдержало бы, если бы он имел это в виду.
Я не могу позволить проявиться эмоциям, не тем, которые он, возможно, хотел бы видеть. Однако все, что я могу сделать, так это отреагировать на комментарий о цветке. Я точно знаю, о каких из них он говорит.
—
— Так они называются?
Я киваю, сохраняя на лице легкую улыбку.
Аарон всегда высмеивал меня за то, что они мне нравились или даже нравился их цвет. Хотя я до сих пор убеждена, что это просто светло-фиолетовый, сиреневый, если хотите, а он
— Да, Никс. Так называется этот цветок. — Я тихо посмеиваюсь, а потом чувствую внезапную потребность ответить на его предложение. — Тебе не обязательно ехать со мной в Германию. Все будет хорошо. Я останусь здесь и буду учиться.
— Нет. Мы вместе едем в Германию. Пришло время восстановить связь со своими родственниками.
ГЛАВА 16
Аарон
Я должен был уйти. Я сказал Софии, что я собираюсь встретиться с мамой, но это было ложью. Она бы не узнала, ходил я к ней на самом деле или нет, и все же я здесь.
Моя мать выдыхает сигаретный дым прямо мне в лицо и просто смотрит на меня, не говоря ни слова. Я в секундах от того, чтобы блевать от её грубости.
Во-первых, кто выдувает свой проклятый сигаретный дым кому-то в лицо?
Во-вторых, какая мать просто смотрит на ребенка, которого она родила, целых пять минут, не говоря ни слова? Особенно после того, как она впервые за шестнадцать лет увидела его.
— Твоя сестра в порядке? — наконец спрашивает она, когда её драгоценная сигарета заканчивается.
— Будто тебя это волнует, — отвечаю я.
Возможно, мне следует вести себя повежливее, учитывая, что она моя мать и все такое. Но опять же, мать ли она на самом деле?
Лиз вырастила меня. Ну, мой отец был со мной, но Лиз тоже была там все эти годы. Она всего лишь моя мачеха, и все же она была для меня большей матерью, чем женщина, родившая меня.
— Мне не все равно, Аарон. — Она гасит сигарету в пепельнице, быстро улыбается мне и снова смотрит на меня. — Она моя дочь.
— Только вот вопрос: а действительно ли ты её мать?
— Конечно я её мать. Я вас родила. Я для нее такая же мать, как и для тебя.
Я качаю головой, сжимая губы и удерживая себя от слов, о которых в конечном итоге пожалею.
Я здесь для прикрытия, по крайней мере, так я продолжаю говорить себе. Я не разговаривал с этой женщиной шестнадцать лет, и мне никогда не казалось, что её сильно волнует то, что она не знает, как поживает её сын.
Как бы я не избавлялся от неё в своей жизни, часть меня все же осталась с ней. Во мне всегда была часть надежды. Надежда, что она может вернуться в мою жизнь, извиниться за то, что она сделала, извиниться за свое упрямство, свою гордость. Но извинения так и не пришли, и никогда не придут.
— Лили встречается с твоим другом, не так ли? Я сначала подумала, что он гей, а потом оказалось, что только шатен гей, — говорит Виктория, почти заставляя меня давиться собственной слюной.
Хорошо. Итак, она преследовала меня и группу моих друзей, вау. Это… безумие. Отвратительное безумие.