Восемь недель (ЛП)

— Никто из моих друзей не гей. — По крайней мере, я не знаю об этом. Грей не имеет ярлыка, он просто встречается с кем хочет. И я считаю неуважительным навешивать на него ярлык, когда он сам этого не делает.

— Конечно, есть. Я видела его с парнем. Было очень странно это видеть.

— Странно? — Кажется, у меня просто глаза на лоб полезли.

Она кивает.

— Это неестественно.

— О, Господи. Да пошла ты.

Она задыхается.

— Не говори так со своей матерью.

— Тогда не будь гомофобкой.

— Я твоя мать, Аарон, нравится тебе это или нет. Так что относись ко мне с уважением. — Она отмахивается от меня, явно покончив с этой темой. Если бы у меня ещё не было причин презирать её, то сейчас она точно появилась.

Я бы ушел, но у меня ещё остались вопросы. Много вопросов.

Мой отец ответил на все, что мог, но, получив ответы о моей матери от неё самой может дать мне необходимый покой.

— Есть разница между рождением ребенка и материнством. — Я пришел сюда не для того, чтобы критиковать её воспитание. Она дерьмовая мать, и мы все это знаем. — Почему ты никогда не пыталась связаться со мной?

Она пожимает плечами.

— Твой отец не позволил бы мне.

— Бред сивой кобылы^[5].

Мой отец делал все возможное, чтобы оставаться на связи с Лили. Он делал все, чтобы я мог поддерживать связь с собственной сестрой. У него была опека над нами обоими. Полная опека надо мной и часть над моей сестрой. По закону он мог видеться с моей сестрой раз в две недели, и все же ему приходилось довольствоваться тем, что он видел её каждое воскресенье всего на пару часов. Все потому, что моей так называемой матери было трудно.

— Я хочу правды.

— Аарон, это правда. Твой отец хотел, чтобы я держалась от тебя подальше, что я и сделала.

— Ты дерьмовая лгунья.

И это правда. Ложь может легко слететь с её языка, но подергивание на её лице говорит совсем не об этом.

— Почему ты не хотела, чтобы я был в твоей жизни?

Она отворачивается от меня, и, честно говоря, я не злюсь на это. Мне не нужны глаза моей биологической матери сейчас, когда она даже не пыталась смотреть на меня, когда я рос.

Внезапно я слышу слабый выдох: она собирается с мыслями.

— Я уверена, ты в курсе, что мы с твоим отцом разделили все пополам после нашей ссоры.

Их развод. Это была не просто «ссора».

— Я в курсе. — И все же, разлучение детей, и обращение с ними как с вещами — это не совсем то, что я бы назвал хорошим воспитанием… со стороны любого из моих родителей. Они должны были понять это. Хотя я знаю, что мой отец изо всех сил старался сохранить обоих детей в своей жизни, в отличие от моей «матери».

— Я не могла дать тебе жизнь, которую ты хотел, Аарон. Вся твоя хоккейная практика и дополнительное время на льду стоили слишком дорого. Однако твой отец мог дать тебе все это. — Она глубоко вздыхает, вытирая слезу, которая даже не собиралась выскальзывать из её глаз. — Ты всегда был хорошим ребенком, но я могла бы сделать гораздо больше с твоей сестрой. Я знала, как обращаться с девушками. Я знала, как позаботиться о ней. А с тобой… ты все равно больше интересовался своим отцом. Я бы не хотела заставлять тебя уходить от него.

Я один заметил, что все вышесказанное не имеет никакого гребаного смысла? Как Лили могла жить с ней? Всю свою жизнь. Я здесь всего час и уже теряю рассудок.

Лили прожила с ней добрых восемнадцать лет. Пока не переехала в общежитие, чтобы выбраться отсюда.

Я наконец понимаю, почему она отчаянно хотела сбежать.

В течение многих лет я подшучивал над сестрой за то, что она жила в общежитии, когда наша мама жила рядом, и она могла легко доехать до школы на автобусе или поехать сама, когда у нее есть машина. Я также мог бы подобрать её и отвезти. Впрочем, наш отец тоже недалеко живет, я тоже мог бы остаться дома. Разница однако в том, что я переехал к своему лучшему другу за пределами кампуса.

— Короче говоря, Виктория, ты просто не интересовалась мной. — Я говорю то, чего она не сказала бы. Она не отрицает и не подтверждает, но молчания вполне достаточно для ответа, не так ли?

— Я всегда знала, чем ты занимаешься. — Её голос на удивление низкий, наполненный сожалением и виной.

Что-то странное сжимает мое сердце. Это не сочувствие к ней или что-то еще, что показывает, что у меня есть какая-то любовь к этой женщине внутри меня. Это ненависть. Я ничего не чувствую, кроме ненависти к ней.

Женщина, которая должна была растить меня, любить меня, заботиться обо мне, бросила меня, как будто я никогда и не был её ребенком, имела мужество следить за мной, но она никогда не могла дотянуться до меня.

Знание этого не огорчает меня, а злит.

— Молодец, Виктория. — Я стою, заканчивая этот разговор. Возможно, я не получил ответов на вопросы, с которыми пришел сюда, и не смог их озвучить… но я получил один ответ, тот, в котором нуждался больше всего.

Моя мать никогда не заботилась обо мне, никогда не будет заботиться, и даже при том, что она может притворяться виноватой, она не хочет ничего менять.

Мне этого достаточно, чтобы покончить с ней.