Трое передовых быстро приближались. Легконогая Мами действительно неслась впереди, как молодая лань, преследуемая волками. Длинные черные косы с красными кистями на концах развевались за ее плечами, как две стрелы, опушенные красными перьями. Она не только бежала быстрее парней, но даже играла с ними, то подпуская их на несколько шагов, то снова быстро увеличивая промежуток. Колхоч и Ваттан бежали рядом; на рыхлом снегу Чагарского поля легконогий Ительмен оставил сзади тяжеловесного побратима, но по мере приближения к стойбищу Ваттан наверстал потерянное, и теперь они бежали нога в ногу по широким, твердо наезженным колеям. Лицо Ваттана почернело от гнева и напряжения. Глаза его выкатились из орбит, дыхание выходило со свистом из его груди, и можно было ожидать каждую минуту, что он грянется на землю бездыханным, от нечеловеческого усилия. Ительмен был бледен и крепко стиснул зубы; его мохнатые волосы смерзлись от оледеневшего пота и походили на большую шапку; крупные капли катились по щекам и стекали за ворот исподней меховой рубахи.
Мами бежала совсем иначе, легко и стройно, почти без всяких усилий. Ее мускулы были сделаны как бы совершенно из другого материала. Добежав до межи, она подхватила мохнатую волчью шапку и тотчас же надела ее на голову.
— Дайте мне копье! — шаловливо говорила она. — Теперь я буду воином.
Толпа неистовствовала от восторга. Десять копий со всех сторон протянулись к девушке. Юная дочь Таньгов теперь казалась зрителям воплощением великой Эндиу, дочери старого Кутха и прародительницы всего человеческого рода.
Ваттан тоже остановился у межи и пошатнулся, но удержался на нога, при помощи посоха.
— Еще раз! — прохрипел он, тяжело дыша. — Еще попробуем.
— С вами? — сказала девушка с пренебрежением. — Вы не годитесь.
Она обвела нетерпеливым взглядом толпу своих недавних соперников, которые являлись через каждые несколько секунд в одиночку и группами, и невольно остановилась на худощавой, но удивительно стройной фигуре молодого Одула, тоже подошедшего полюбоваться на редкое зрелище. Он был одет в короткий замшевый кафтан, пышно расшитый лосиной шерстью и отороченный мехом выдры. Высокие штиблеты из гладкошерстной шкуры оленьего теленка плотно облегали красиво выгнутые ноги. Прямые волосы падали до плеч столь же блестящими и пушистыми прядями, как шарф из хвостов черной лисицы, обвивавшим его шею.
Разве с тобой? — сказала девушка полуутвердительно, с видимым удивлением рассматривая стройную осанку нового гостя. Одул, вопросительно взглянул на тощего старика, стоявшего рядом и одетого в такой же кафтан, но без вышивок и украшений, но старик покачал головой и сказал какое-то слово на никому не известном языке. Молодой человек слабо усмехнулся и тоже покачал головой.
— Стыдно молодым людям состязаться с женщинами! — сказал он, обращаясь к девушке. Однако голос его прозвучал минутным сожалением, и видно было, что предлагаемое состязание представлялось ему не лишенным соблазна.
В эту минуту большой белый заяц, согнанный с логовища каким-то неведомым врагом, прокатился по дороге и, увидев такую толпу людей, еще больше испугался и покатил в сторону. Старик быстро указал на зайца и опять сказал что-то. Одул сорвался с места и как стрела понесся вдогонку. Заяц, легкий как пух, мчался вперед, не помня себя от страха и оставляя на снегу чуть заметные следы. Более тяжелый преследователь проваливался на рыхлых местах, но тем не менее расстояние быстро сокращалось; через четверть часа, обессилевший зверей припал к земле, закрывая глаза и ожидая смертельного удара. Одул спокойно взял его на руки и побежал назад. Толпа с изумлением смотрела на этот новый способ охоты. Недаром о быстроте Одулов ходило так много рассказов. Этот новый подвиг молодого Одула равнялся с победой Мами, и отныне они должны были соединиться вместе в песнях и легендах всех восьми племен, собравшихся на ярмарку.
Глаза Мами зажглись от возбуждения и радости.
— Как зовут тебя? — спросила она, порываясь навстречу молодому чужеземцу, как будто хотела немедленно пуститься с ним взапуски.
— Я — Гиркан, сын Метучи, — сказал молодой Одул, весело играя глазами, — это тебе! — прибавил он; подавая молодой девушке совершенно присмиревшего зайца.
Мама поспешно взяла зайца и положила его на снег дороги, но он не хотел верить своей свободе и лежал, как мертвый, не двигаясь с места.
— Бежим! — настойчиво повторяла девушка. — Кто быстрее, попробуем!
Одул опять отрицательно покачал головой. Девушка нетерпеливо стукнула о землю концом копья, которое все еще держала в руках, но ничего не сказала больше. Заяц, испуганный внезапным стуком, вскочил на ноги и опять покатил по дороге, что есть мочи.
— Ух-ух! — невольно заухала толпа, привлеченная новым зрелищем.
— Ну-ка! — сказал вдруг молодая девушка, отворачиваясь от Одула и обращаясь к своим недавним соперникам. — Теперь вы поймайте!
— Девушка! — грозно сказал Ваттан, делая шаг по направлению к Мами. — Мой дед говорит: если женщина лучше мужчины, отдайте ее мужу или убейте ее!..