Восемь племен

Ваттан смирно сидел в стороне и наблюдал за дядей внимательно, но без особого интереса. Ему случилось видеть шамана в таких странных и разнообразных припадках вдохновения, что у него исчезло не только удивление, но и страх перед ними. К замысловатым подвигам Ваттувия он относился приблизительно как к хорошо знакомому, несколько надоевшему представлению и даже полуинстинктивно сомневался в их реальности, хотя факты ежедневно доказывали ему его неправоту, ибо Ваттувий вылечивал даже оленей и собак от самых разнообразных болезней, предсказывал степень обилия дичи и размножения домашних оленей, давал женщинам лекарства от бесплодия и девушкам приворотные корешки для привлечения молодых парней <…>.

Ваттувий вдруг поднялся на месте и открыл глаза.

— Пришли? — громко заговорил он. — Здравстуйте, здравствуйте! Ты иглокожий, ты сверло, ты ножовый черенок! — перечислял он странных духов давая им имена соответственно их внешнему сходству с реальными предметами.

— Что надо? — спросил он, как будто отвечая на вопрос. — Нож надо?

Он быстро поднес руку к поясу, но ножны были пусты, ибо Ваттан давно вытащил и припрятал у себя широкую полоску шиферного камня, которая служила шаману для обычного употребления. Не найдя ножа на обычном месте, шаман передернул плечами, выпрастал правую руку внутрь широкой меховой рубахи и тотчас же извлек ее вооруженною крепким осколком кости, сточенным с обеих сторон и острым, как шило. В борьбе с проказливым шаманом хуже всего было то, что он постоянно прятал на себе ножи в разных неизвестных местах.

«Под кожей!» — равнодушно подумал Ваттан, двадцать раз слышавший от дяди такое хвастливое утверждение. Он рассматривал это так, как будто шаманам было свойственно иметь под кожей особые карманы для мелких вещей и это самое естественное явление в мире…

— Кого? — опять спросил Ваттувий своего невидимого собеседника. — Этого? — он проворно подполз к своему ближайшему соседу, бесчувственному, окончательно побежденному одурением, повернул его спиною вверх и стал примеривать самый предательский удар. Ваттан быстро поймал и стиснул вооруженную руку шамана. Лицо Ваттувия сморщилось от боли, он всхлипнул, как ребенок, рука его бессильно разжалась, и костяной нож упал на неподвижное тело спящего. Ваттан хотел подобрать нож, но Ваттувий оказался проворнее, — он подхватил нож левой рукой и ударил наотмашь племянника, извиваясь, как раненая кошка, и усиливаясь вырвать свою онемевшую кисть из могучей руки молодого силача. Ваттан так же быстро бросился вперед, нож проколол меховую рубашку и, скользнув вдоль спины, оцарапал кожу. Ваттан поймал другую руку шамана и окончательно отнял нож, потом оттащил его на прежнее место.

— Где еще ножи? — сказал он ему решительно, но без злости. В обычнее трезвое время они жили с Ваттувием очень дружно, несмотря на разницу возрастов, ибо шаман относился с уважением к несокрушимой силе племянника и его равнодушному спокойствию перед самыми необычайными выходками духов.

— Отдай, ножи, — твердо повторил Ваттан. Он хорошо знал, что Ваттувий имеет при себе еще оружие.

Побежденный шаман опять втянул руку внутрь рубахи и вытащил кусок твердого китового уса, сточенного с боков двумя острыми лезвиями.

— Еще, — настаивал Ваттан, — еще есть.

Шаман достал еще нож из черного обсидиана, гораздо тоньше и острее, чем все предыдущие.

— Еще один! — повторил Ваттан. Он знал наперечет все оружие дяди, и ему не хватало самого опасного из ножей, священного шаманского кинжала, выточенного из зеленого нефрита, с ложбинкой, на лезвии, в которой запеклась человеческая кровь.

Этим кинжалом Ваттувий распарывал живот своим пациентам, чтобы рассмотреть знаки вредных чар на пораженных внутренностях; он имел собственную жизнь, мог превращаться в духа, обладал самостоятельной силой исцеления, но одной царапиной убивал врага.

— Отдай кинжал! — неотступно повторял Ваттан.

Ваттувий по-прежнему передернул плечами и неожиданно, сбросив с себя верхнюю одежду, засунул руку под рубаху племянника и принялся щекотать его голую грудь.

Лицо его светилось ясной и лукавой усмешкой. Нападение било так проворно и неожиданно, что Ваттан, смертельно боявшийся щекотки, отшатнулся и разронял все ножи. Быстрее молнии Ваттувий подхватил свое оружие и, нырнув головой в сброшенную рубаху, выскочил на середину шатра.

— Вот ловите! — кричал он с бешеным весельем, подбрасывая вверх один за другим свои ножи, которые взлетали до дымового отверстия и как будто сами возвращались к его не знающим промаха рукам. Зеленый кинжал, выделявшийся ярко среди других ножей своей величиной и видом, однажды даже вылетел наружу, благополучно проскользнув сквозь частый переплет сходящихся жердей шатра, и тотчас же вернулся назад к своему владельцу, как сокол, улетавший в вышину за пернатой добычей.

— Живой, живой! — боязливо шептали зрители, прижавшись к стенам.