Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях

Для того чтобы участвовать в праздновании Песаха, не требуется демонстрировать религиозность. Незачем вообще верить в Бога. Или даже быть евреем. Последние несколько лет я бывал на седерах у друзей в пригородах Нью-Джерси. В молодости мне случалось присутствовать на эрзац-седерах – странных мероприятиях, которые проводили в церковных помещениях за несколько дней до Песаха или после него раввины и священники, открытые для межконфессионального диалога. Но нынешние седеры, на которые меня приглашают, – самые настоящие седеры, когда родные и друзья съезжаются отовсюду, готовят еду, откупоривают вино, собираются в первые два вечера пасхальной недели в чьем-нибудь небольшом доме за огромным столом, чтобы еще раз пересказать древнее предание. Каждый год патриарх семьи начинает рассказ со слов, что это не просто древняя история. Собираться на Песах – значит беречь традиции людей, которые на протяжении тысячелетий собирались, чтобы рассказать ту же историю на своем языке с его особенностями. Но если мы не считаем эту историю своей, значит, не стоит и рассказывать ее, говорит патриарх. «Все мы, все наши поколения должны испытывать такие чувства, будто бы мы сами бежали из Египта».

Кульминация пасхального торжества – чтение Агады (Хаггады; буквально «рассказ»), излагающей историю исхода израильтян из Египта. Некоторые ортодоксальные евреи утверждают, что существует одна официальная Агада. Другие признают тысячи различных версий, в том числе чрезвычайно популярную «Агаду Максвелл-Хауса», распространяемую этой компанией, производящей кофе, с 1934 года³¹. Во времена преподавания в университете штата Джорджия в Атланте я предлагал студентам прочитать феминистскую Агаду, и многих неприятно поразило то, как еврейские женщины исказили свою традицию. Но в данном случае это искажение и является традицией. На седерах в Нью-Джерси, которые я посещал, семья пользуется Агадой, которую написала их дочь, воспринявшая сюжет Исхода сквозь призму движения за гражданские права и сдобрившая свой текст изрядной дозой еврейского мистицизма.

Седер обычно начинается с оживленных разговоров и заканчивается продолжительным пением, в том числе и почти бесконечной песни «Дайену»: в ней упоминаются все чудеса, которые Бог совершил, чтобы вывести израильтян из Египта. Еще длиннее другая народная песня, «Хад Гадя» («Наш козленок»), слова которой напоминают детскую книжку, где лягушка убегает от кошки, которая убегает от собаки, которая убегает от свиньи, которая убегает от коровы (и так далее), только в песне козленка съедает кошка, которую кусает собака, которую бьют палкой, которую сжигает огонь, который тушит вода, которую выпивает вол, которого режет мясник, которого убивает ангел смерти, покончить с которым достается «святому и благому».

Ритуалы жизненных циклов

У иудеев есть также обряды инициации, связанные с рождением, взрослением, браком и смертью. По традиции первые два из них предназначались скорее для мужчин, чем для женщин: это брит-мила (брис), или обряд обрезания, и бар-мицва («сын заповеди»). В настоящее время многие евреи проводят церемонии имянаречения для новорожденных девочек, а также обряд бат-мицва («дочь заповеди») для дочерей, достигших двенадцатилетия.

К траурным обрядам иудеев относятся семидневное отсиживание шивы в доме, после чего следуют похороны, молитвы каддиш по умершему, и отмечание годовщины смерти – ярцайт. Еврейские представления о жизни после смерти обобщить непросто. В ТаНаХе не встречается упоминаний о ней. Патриархи живут долго, умирают своей смертью, их хоронят родственники (или, как в случае Моисея, сам Бог), и нигде не встречается упоминаний о вознаграждении на небесах. Под влиянием высказанных греками предположений о бессмертии души, а также в связи с появлением еврейской традиции мученичества (также под влиянием греческой трагедии) иудеи пришли к утверждению о

Почти все иудеи соглашаются с тем, что уделять основное внимание мы должны нынешней жизни

телесном воскресении – к учению, которое сыграло колоссальную роль в зарождении и развитии христианства, а позднее закрепилось в Тринадцати принципах Маймонида. Тем не менее иудейская мысль давно преуменьшила значение жизни после смерти. Если многие сторонники реформистского иудаизма отрицают воскресение во плоти, а многие ортодоксальные евреи отстаивают его, почти все иудеи соглашаются с тем, что уделять основное внимание мы должны нынешней жизни³². Даже среди ортодоксов о жизни после смерти говорят меньше, чем в большинстве мусульманских и христианских кругов. Одно из высказываний Мишны осыпает насмешками всевозможные теологические домыслы и заканчивается залпом в сторону догадок о загробной жизни. «Лучше было бы не рождаться тому, кто размышляет о четырех вещах: о том, что наверху, о том, что внизу, о том, что прежде и что потом»³³.

Реформизм, консерватизм, ортодоксальность