Восемь сантиметров: Воспоминания радистки-разведчицы

Полковник Старинов взялся объяснять, какие тут действуют силы. До меня его слова почти не доходили. Пусть он главный, пусть Максимов всего лишь выполнял приказ — я впилась взглядом именно в него. В моих глазах он был красивее всех и умнее всех. Мне ясно представлялась вся картина. Где-то в заболоченном лесу партизаны волокут на себе дрезину, поднимают на рельсы. Мой Максимов командует: «Раз, два — взяли! Раз, два — дружно!» Нет, нельзя вслух командовать, надо шепотом…

Полковник продолжал что-то рассказывать. Его слова доносились как будто издалека. Сердце стучало, как ключ на «Северке». Если можно взрывать мосты с помощью радиодрезины, неужели я не могу через стол передать свои чувства? Я не смотрела на Максимова, но твердо знала — он ищет моего взгляда. Даша ткнула меня под бок и многозначительно хмыкнула, а я все равно не подняла головы.

Донеслись слова Старинова:

— Товарищ Чижик! Опять размечтались? О чем?

Я вскинула на него глаза и четко ответила:

— Прошу направить меня к партизанам!

Раздался общий смех. Наверное, я ответила невпопад.

Когда кончилась лекция, наши девчата и я с ними отправились на берег моря полюбоваться закатом солнца. Тихо-тихо. Не верится, что всего три недели назад я была на переднем крае и снаряды рвались рядом со мной.

Мы с Дашей сидим на большом гладком камне. Я беру ее руку и крепко прижимаю к груди.

— Ты влюблена? — шепотом спрашивает моя подружка.

Я пожимаю плечами и в то же время безвольно киваю головой. Тогда она, глядя перед собой, говорит:

— Эх, как-то там Сашка Зайцев. Нет от него сведений. Что он делает за морем, в Крыму?

Я засовываю руку в глубокий карман бушлата, вытаскиваю крошечную фотографию Сашки и отдаю Даше.

— Он парень смекалистый, — говорю я. — Дашенька, Даша, верю: жив и здоров.

Даша берет фотокарточку, долго вглядывается, долго молчит. Нас выводят из оцепенения голоса девчат:

— Чижик, Даша! Поднимайтесь с холодных камней, простудитесь!

— Черта с два! — ругается Дашка. — Ничего нас не берет. Хоть бы в госпитале, что ли, поваляться недельки две… — И опять она невесело, по-мужски бранится.

У Даши слова одно, а в душе другое. Конечно, ей грустно, война никого не веселит. Вдруг распрямляется, как пружина, вскакивает, поднимает меня, хохочет… Девчонки усаживаются на бревне, и мы с ними. Крики чаек, шум прибоя — все это радость и все это жизнь. Мы задумываемся и замолкаем, глядя, как на небольших волнах плавают, то и дело скрываясь под водой, чайки-нырки. Где-то в стороне Турции сгущаются облака. Поднимается холодный ветер, а я запеваю:

Не надейся, рыбак, на погоду,
А надейся на парус на свой,
Не надейся на синие волны,
В них скрывается камень морской.

Песню подхватывают девчата. За первой песней вторая — о подвигах, о войне:

Когда-то я был под Одессой,
Шла в бой тогда наша рота,
Бежал впереди с автоматом в руках
Моряк Черноморского флота…

Уже темнело, мы побрели потихоньку к нашему общежитию. Вдруг дальний голос:

— Евдокимова! Ев-до-ки-мо-ва! К начальнику «Школы»!

Запыхавшись, вхожу в кабинет, козыряю:

— Боец Евдокимова. Прибыла по вашему приказанию.

— Вольно… Что, Чижик, надоело небось ходить без работы?

— Да, надоело.

— Ты не будешь против, если пошлем тебя с одним парнем на практическую связь в Геленджик? Поедете на машине. Старшим будет Максимов Аверкий. Отправитесь в путь через час, как только стемнеет.

Я смотрю на подполковника. У меня, наверно, ошарашенный вид. Как-то не верится, что речь идет о том самом Максимове… Неужели начальник догадался о моих чувствах? Ну уж нет, он бы нас ни за что не послал в паре. «Аверкий, Аверкий, — крутится у меня в голове. — Вот так имечко!» Ни с того ни с сего я начинаю громко смеяться.

— Очнитесь, Евдокимова! — нахмурившись, говорит начальник. — Что с вами?

— Аверкий… — вырывается у меня. — Такое у него имя?

— Не задавайте никчемных вопросов! — обрывает меня подполковник.

Но я вижу: ему и самому смешно.

— Пожалуй, старомодное имя, — соглашается он, — но что поделаешь.

А на меня накатывает безудержное веселье. Чувствую — так с начальством говорить не положено, но справиться с собой не могу.

— Товарищ подполковник, — говорю я и прыскаю от смеха, — у писателя Гоголя я читала имя Акакий…

— Шуточки отставить, — обрывает меня начальник «Школы». — В чем дело? Что вы так разошлись? Собирайтесь и выезжайте на практику.

— Есть, собираться на практику… Разрешите вопрос.

— Спрашивайте.

— На что мне практика? Кажется, во всем был порядок. Посылайте прямо на боевое задание.

На меня напал дух строптивости. Надо бы радоваться, что судьба в лице начальника «Школы» преподнесла такой подарок. Сейчас познакомлюсь с тем самым юношей. Но это-то меня и пугало: сумею ли скрыть свои чувства, смогу ли быть спокойной? И вообще, как держаться? Ах, если б с нами поехала Даша…

— Вы что, отказываетесь? — повышает тон начальник «Школы»…