Восемь жизней

Пожалуй, Рублев и Подберезский были единственными пассажирами частного самолета, которые не удивились составу компании, поднявшейся в воздух. Оба знали и подоплеку, и действующих лиц головоломки. Остальные пытались скрыть потрясение за масками безразличия. Не притворялась лишь Алена — она действительно разучилась удивляться, радоваться или грустить. Похожая на жухлый осенний лист, женщина держала за руку сына, не решившегося нагрузить ее хрупкие коленки. Мальчик предпочел сидеть рядышком, между мамой и дядей Борисом. В сторону Ивана он даже смотреть не мог — так больно жгло воспоминание об его отвратительной голой спине.

За два часа перелета ни один из пассажиров не проронил ни слова. Пилот через динамики поздравил всех с благополучным приземлением, но никто не улыбнулся и не зааплодировал. Первыми к выходу пошли Иван с супругой. Мокрый, почти зимний ветер растрепал Светланину стрижку, взметнул полы пальто. Не оборачиваясь, Волошко пошли к ожидающему их автомобилю. Следом за ними поднялись Марина и Зернов. Девица что-то щебетала о такси, Кирилл кивал. Они договорились ехать к Ярославскому вокзалу и снять жилье у первой попавшейся бабки. Однако парочку тоже ждал автомобиль. Обоих препроводили к нему уже в наручниках. Подберезский не смог сдержать улыбку, когда Марина разжала ручку и стала открещиваться от личного багажа. Дескать, перепутала, не ее это саквояж, и не Кирюшин. Не сработало…

Светлана, наблюдавшая сцену задержания из окна Ваниного авто, побелела, вжалась плечами в сиденье, откопала в сумке таблетку валидола.

Комбат и его подопечные вышли последними. У белого микроавтобуса стоял Бахрушин. Полковнику захотелось лично увидеть женщину, чья история выбила Комбата из размеренного жизненного графика и помогла распутать преступный узел.

Дорога домой заняла больше часа. Борис Иванович успел позвонить сыну и распорядиться об ужине для большой компании. Трубку «перехватила» Танечка, уточнила количество человек и уверила, что они с Сережей все успеют.

— Деньги есть, в магазин сбегаем, ваши коньяк, водка ожидают в холодильнике.

— Полагаюсь на тебя, красавица, — улыбнулся Рублев, ему очень хотелось сказать «доченька».

Бахрушин попробовал заговорить с Аленой, спросил о самочувствии. Учительница медленно подняла на него глаза, прищурилась. Бледные губы шевелились с трудом, словно приходилось растягивать невидимые нити клея, их соединяющие.

— Я в порядке, и мальчик. Документов нет. Никаких.

— Борис Иванович предупредил. Поможем, восстановим. Могу организовать комнату в общежитии, пока разберетесь с совместным имуществом.

Алена криво улыбнулась. Было неясно, соглашается она или отказывается. Полковник решил не торопить события.

Кухонный стол дети перетащили в зал, в тарелках громоздились бутерброды с колбасой, сыром, копченой рыбой. Рядом лежали крупно порезанные огурцы и помидоры. В середине дымилось блюдо вареной картошки, политой поджаркой из бекона с луком. Рядом с блюдом стояли кувшин сока и две початые бутылки спиртного.

— Лучше не придумаешь, — похвалил Рублев Сережу с Таней. — Моем руки — и ужинать.

— Я вас откуда-то знаю, дети, — прошептала Алена, когда Комбат наполнял ее тарелку.

Все переглянулись. Повисла неловкая пауза.

— Конечно, — Танечка первой нарушила молчание. — И мы вас. Я расскажу, потом, после. Дядя Боря, пусть Алена Игоревна с мальчиком пока у меня поживут. Родители вчера снова на неделю улетели — место есть. Я ей помогу вспомнить. Согласны?

Кивнули и Алена и Петька, неловкость прошла, застучали вилки, рюмки.

— Где девочка живет? — поинтересовался Бахрушин. Мужчины курили у распахнутого окна. — Это хорошая мысль — отправить Зерновых к ней. Кирилл и его краля не дотянутся — руки коротки, и еще укоротим. А Волошко-старший, думаю, делами супруги озабочен. Напуган. Но на всякий случай охрану я организую.

— Соглашайся, Боря, у тебя негде. Если только сына к невестке переселишь.

— Они будут здесь до выяснения обстоятельств, — отрезал Комбат, делая акцент на «здесь». — Сергей в зале на полу поспит. Сам и охранять буду, и к врачу отведу…

— Тебе виднее, Боря. А толкового доктора я пришлю, — не стал спорить полковник. — Есть в нашем ведомстве один кудесник. С виду неприметный, как библиотекарь на пенсии. А как в глаза заглянет да соответствующим препаратом закрепит — чудеса с людьми случаются!

— Невысокий, лысоватый, костюм в дурацкую коричневую полоску? — поинтересовался Рублев.

— Есть такой костюм, и лысину не зачесывает, — согласился Бахрушин.

— Крыса он, Леонид Васильевич. Мертвая крыса. Неужели, кроме ваших Франкенштейнов, других врачей в Москве не найдется?

— Других я не знаю, — констатировал Бахрушин. — Пора мне, ребята. Держитесь!

Кажется, он хотел добавить что-то еще, но из комнаты вдруг раздался пронзительный детский крик.

Оторопевшая Танюша замерла с телевизионным пультом в руке, Сережа не донес до рта бутерброд… Кричал Петя.

— Голос! — сообразил Подберезский. — К мальчишке вернулся голос! Молодчина, Петруха! Что такого увидал в телевизоре? Страшное? Веселое?