Холеный властный Вано, прощаясь с ней, многозначительно пообещал, что скоро приедет навестить их, пожить вместе. Он так и сказал — пожить… Ее опасения по поводу Кирилла он презрительно развеял одной фразой — дескать, где ему, зубному докторишке; сюда никто не доберется без его, Иванова, ведома… Сначала такой поворот событий показался ей благоприятным, но уже через два дня Алена Игоревна поняла, что из маленького плена она угодила в большой, и на сей раз вместе с Петей. У нее не было никакой связи с миром, кроме обычного городского телефона. Господин Волошко верно рассудил, что сейчас мало кто держит в собственной памяти номера телефонов друзей и знакомых — все полагаются на sim-карты мобильников. Никто не запрещал прекрасной гостье звонить куда бы то ни было, но она помнила наизусть лишь телефон Кирилла, того, с кем связываться опасно. Доступа в Интернет во дворце не было — предусмотрительный хозяин позаботился об этом. Алена всерьез задумывалась о побеге, но отлично понимала, что тот, кому под силу владение подобной «дачей», найдет и вернет ее скорее, чем она добежит хоть до какого-нибудь отделения милиции. Да и станут ли ее там слушать?
Как запасной вариант она держала в уме попытку связаться с редакцией любой известной газеты. Такой телефонный номер можно узнать по междугородней справке. Но корреспондент «Комсомолки» или другого издания прибудет в лучшем случае через сутки, и то если она сумеет правильно назвать адрес, о котором имеет очень приблизительное представление… И что она поведает журналисту? Дескать, в гости пригласили и теперь документы не возвращают? А то, что сама жаловалась на мужа, просила об укрытии? Добровольно приняла приглашение погостить, не узнав у приглашающего мужчины ни фамилии, ни имени? И теперь звонит из дворца, где и она и сын живут за счет средств хозяина?
— Нет, — беседовала сама с собой хорошо воспитанная Алена, прогуливаясь по безлюдному парку. — Меня силком сюда не тянули, потерявшегося Петьку вернули, нарядами засыпали… Вот дождусь Вано и обо всем поговорю… А пока — воздух, пейзажи, бассейн с минеральной водой… Мини-кинотеатр и хорошая библиотека, вкусная еда, роскошные напитки… Каждая мечтает попасть в такое заточение…
Внутренний голос упорно не соглашался с идиллической картинкой, указывая на главные «зацепки». Где ее документы? Куда исчез мобильный телефон? Кто ее благодетель? Зачем ему они с Петей?
Мариночка одобрила новую резиденцию — в отличие от зеленоградского дома, открытого всем ветрам и взорам соседей, эта лачужка была сокрыта от людских глаз густыми южными зарослями. В гору к ней вела неудобная разломанная лесенка, некоторые ступеньки которой просто высыпались или поросли густым мхом и извилистыми корнями. Бесспорно, теперь запасаться едой и медикаментами нужно было продуманно, покупая по возможности большие количества. Вниз-вверх по крутому склону много не набегаешь… Но зато и свидетелей вокруг минимум. Можно чудо-ребенка на прогулку вывести, заставить пройтись, подышать полезным приморским воздухом…
Но Наде все меньше хотелось ходить, двигаться, вообще шевелиться. Переезд, вернее, перелет подействовал на малышку угнетающе — она стала медленней и хуже выздоравливать. Чахла на глазах, будто осталась без какой-то особой подпитки. Все чаще приходилось колоть ей на ночь не только болеутоляющее, но и сильное снотворное. В нормальном, бодрствующем состоянии она постоянно тянулась руками к лицу, срывала бинты и повязки, сковыривала струпья. Несколько швов начали гноиться. Держалась повышенная температура. Идеальный «подопытный кролик» стал превращаться в беспокойного пациента. Кирилл всерьез переживал, что ребенок может умереть. Примитивные анализы крови и мочи говорили о наличии острого воспалительного процесса. И ассистентка, кажется, начала халтурить — дни напролет, проведенные в обществе Наденьки, никому не показались бы легкими, а деятельной, активной Марине не терпелось познакомиться с местной публикой, завести полезные связи, покрасоваться в дорогих ресторанах.
Кирилл все чаще ночевал один — провозившись с Надей целый день, медсестра, освободившись, убегала в город. Возвращалась глубоко за полночь и тихонечко укладывалась в так называемой гостиной. Там и спала до утра, оставляя босса без привычной порции телесных радостей. Тем не менее ни доктор Зернов, ни его ассистентка не смели ссориться, предъявлять претензии, капризничать. Оба отлично понимали, что зашли в своем бесчеловечном эксперименте слишком далеко, чтобы поворачивать обратно. Хотя Надюшина жизнь верно двигалась к финалу, ее мучители уже мечтали о новой жертве, усовершенствованном плане операции, дополнительных искусственных телесных дисморфиях.