Восемь знамен

Баррингтона схватили за плечи, проволокли по череде коридоров и втолкнули в просторную комнату с высоким потолком, в которой он увидел низкий столик со стоящими на нем блюдами; вокруг него были разложены подушки для сидения. Сао вошла следом за Робертом, села и жестом предложила ему занять место напротив. Один из евнухов разрезал веревку на запястьях пленника и присоединился к остальным сопровождающим, которые почтительной кучкой застыли в дальнем конце комнаты. Роберт растер руки и, когда кровь снова прилила к пальцам, поморщился от боли.

— Ешь, — велела Сао. — Ты же проголодался?

Живот сводило от голода, и Роберт не смог удержаться от глотка рисового вина. И от вопроса:

— Что со мной будет?

— Хошэневский холуй, — последовал презрительный ответ.

— Мне были нужны деньги, — сказал Роберт. — Среди своих я считаюсь бедняком. Я искал богатства. Разве это заслуживает презрения? Я не лез в китайскую политику.

— А я?

— Мой господин велел мне оставить тебя. Ты же была там.

Сао изящно подхватила палочками крохотный кусочек мяса и отправила в рот.

— Ты принес мне много несчастий.

— Я знаю. Ван Луцин рассказывал.

— Ван Луцин. — Она хмыкнула. — Его голова слетит с плеч одновременно с головой его господина. Но он потеряет не только голову. Из-за него меня высекли. Ты знаешь, что это такое?

Роберт содрогнулся — не столько от того, что представил это изящное создание распростертым на земле в ожидании палочных ударов, нагим, в окружении толпы, сколько от мысли, что ему по-прежнему грозит опасность.

— Я видел, как это происходит.

— Не должна ли теперь я отвесить тебе сотню ударов?

Роберт взглянул ей в глаза.

— Это в твоей власти.

Ноздри Сао раздулись.

— Потом он выбросил меня на улицу. Я вынуждена была торговать своим телом — чтобы выжить.

— А ты не думаешь, что я мечтал о тебе каждую ночь?

— А ты знаешь, о чем мечтала я? — спросила она. — Я мечтала увидеть тебя перед собой — связанного, без одежды. Вот о чем я мечтала, когда приходилось терпеть все эти унижения, каким только можно подвергнуть женщину. — Она улыбнулась, но это была отнюдь не любезная улыбка. — И разве мне не повезло? Хотя бы часть моей мечты теперь сбылась.

— Но тебе повезло не только в этом, — сказал Роберт. — Я вижу, ты знаменита и у тебя есть власть.

— Разве я не самая красивая из женщин, которых ты когда-либо встречал, Баррингтон?

— Вне всякого сомнения.

— Другие тоже так считают. Чжэн И увидел меня и купил, и я ему так понравилась, что он сделал меня своей женой. Он настоящий мужчина, а ты — жалкое ничтожество.

— И с его помощью ты хочешь отомстить всему Китаю. — Во что бы то ни стало он должен заставить ее продолжить разговор, страшно представить, что произойдет, когда она замолчит.

— Всем маньчжурам, — поправила Сао, — и тем, кто их поддерживает. Белые Лотосы несут Китаю спасение. Ты съел уже достаточно.

Прежде чем он успел пошевелиться, евнухи схватили его за руки.

— Я мечтаю услышать, как та будешь кричать, когда я отсеку твое мужское достоинство, — сказала Сао.

— Боже мой! Сао…

Она взмахнула рукой, его опрокинули на спину возле стола, и восемь евнухов прижали пленника к полу, насев по двое на каждую руку и ногу. Злорадно ухмыляясь, они наблюдали, как еще двое стягивали с него штаны.

Сао поднялась, раздвинув ноги, встала над ним и посмотрела на него сверху вниз.

— В Китае есть такой обычай, — сказала она. — Перед кастрацией мужчине отводится один, последний час наслаждения. Даже тебе, Баррингтон, я дарю эту привилегию. Я доставлю тебе удовольствие в последний раз.

Ее взгляд как бы обволакивал Роберта. Несмотря на страх, он почувствовал эрекцию; Роберт не сомневался, что мужской статью никто из любовников Сао не мог его превзойти.

Она улыбнулась.

— Я должна выдоить тебя до капельки, улавливаешь, Баррингтон!

— Улавливаю, — выдохнул он, и ее одежды упали на пол.

Кто-то из евнухов тут же вышел и вернулся с громко тикающими часами; они с нескрываемым интересом наблюдали за Сао, и невозможно было догадаться, какие чувства порождал в их груди вид обнаженной женщины. Она снова стала над ним.

— Разве я не самая красивая из женщин, Баррингтон?

— Ты даже красивее, чем я тебя запомнил. — Он не кривил душой: она предстала перед ним зрелой женщиной, с тяжелыми грудями и влекущими бедрами.

— Тогда постарайся, чтобы я захотела тебя принять.

Она опустилась на колени над его лицом, и он отозвался со всей энергией, которую только мог собрать, стараясь забыть о евнухах. Сао с наслаждением выдохнула воздух.

— Я тоже помню, — прошептала она, скользнула назад по его телу, села на бедра и, поднимаясь и опускаясь, приняла его. Пригвожденный к полу, Роберт едва мог шевельнуться.