Восемнадцатое мгновение весны

Она вспыхнула, ее непрочное спокойствие улетучилось.

– Ради бога. Саша! Не считай меня абсолютной дурой, если хочешь знать, я не верю, что ты приехал просто по делам. Не верю! Неужели тебе непонятно!

Маша, слегка задыхаясь, обернулась ко мне, от раздражения ее начало трясти. На фоне неподвижных темных зданий и сгущающихся сумерек ее тонкая фигура казалась такой уязвимой. Она сама выглядела на редкость трогательной и очень юной в этом бессмысленном вызове и отчаянии. Меня вдруг захлестнула такая сильная волна желания, что самому стало не по себе. Я удивился, как она ничего не замечает, глядя на меня своими широко раскрытыми глазами.

Я с трудом подыскивал слова.

– Маша, милая…

– И перестань постоянно называть меня милой! – оборвала она меня.

Я рассмеялся и уступил так неожиданно, что ее злость перешла в изумление. Ей, конечно, не пришло в голову, что я хватался за любые доводы, лишь бы увести беседу в строну от неприятной мне темы.

– Ну хорошо, моя любимая, будь по-твоему.

– Ты хочешь сказать, что расскажешь мне все, Саша? Ну, пусть не все, но хотя бы какую-то часть, которую я, как жена, имею право знать.

– Да, если тебе так хочется неприятностей. Только не делай из меня героя, Маша. Я расскажу все, что смогу…

Она глубоко вздохнула и улыбнулась, а я внимательно следил за ней, точнее за выражением ее лица.

– Я знала, что ты со мной согласишься! – в ее голосе сквозило торжество и облегчение; она приблизила ко мне свое лицо с огромными сияющими в лунном свете глазами. Я обнял ее за плечи и привлек к себе. Маша подняла свое очаровательное личико и спросила с наивным нетерпением:

– Что мы будем делать дальше?

– Ты действительно хочешь знать? – я на мгновение еще крепче прижал ее к себе.

– Конечно!

– Для мужчины с моим темпераментом, – проговорил я шепотом, – я проявляю потрясающую выдержку. – Я разнял руки и рассмеялся. – Ладно, милая. Сейчас наша задача – доставить тебя домой в целостности и сохранности, – я мягко взял ее за подбородок и повернул ее лицо к лунному свету. – Домой… Это место должно вам понравиться.

Она отстранилась и, смеясь, заметила:

– Вообще, ты говоришь сегодня много ласковых слов. Разлука определенно действует на тебя положительно.

– Это такой вечер и луна!

Мы медленно двигались по тротуару. Маша постепенно успокаивалась. Изредка она поглядывала на меня, а я, чувствуя эти взгляды, улыбался. Наша отчужденность, вызванная разлукой, постепенно таяла. Все становилось на свои места. Я протянул ей руку, и мы пошли быстрей.

– Давай купим бутылочку вина, кое-что из еды, и мы отметим мое благополучное прибытие? – спросил я.

– Отлично придумано. Но только все это уже есть и ожидает тебя дома.

Мы поднялись в горку. Маша повернулась ко мне:

– Саша… – она на секунду задумалась. – Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая, и каждый подумал бы так… Но я не могу иначе. Ты понимаешь меня?

– Да, понимаю.

Она почти смущенно коснулась моей руки.

– Я ужасно благодарна тебе. Я так рада, что ты приехал. Жалко, только, что ненадолго.

Я еще раз обнял и поцеловал ее.

– Ладно, все это прекрасно… Но что-то я сильно проголодался!

Мы расхохотались.

Время в Москве пролетело очень быстро. Перед отъездом я имел короткую беседу с Судоплатовым. В основном обсуждали план работы резидентуры, согласованный с Фитиным и Берией. Ведь я возвращался в другом качестве – официально утвержденным заместителем резидента. В заключение Павел Анатольевич сказал:

– Нарком считает возможным продолжать связь с Брайтенбахом. Определитесь, кто с ним будет работать. Лаврентий Павлович не исключает, что через Брайтенбаха контрразведка может разрабатывать нашу резидентуру или же будет пытаться перевербовать нашего сотрудника. Имейте это в виду!

Немного помолчав, уже более доверительным тоном он добавил:

– Ваш скептицизм и недоверие к Брайтенбаху нам понятны. Слишком много тут нагородили за последние годы. Одних врагов народа, связанных с ним, сколько уничтожили!

Он прошелся по кабинету, видимо вспоминая своих прежних друзей и сослуживцев. Потом подошел ко мне вплотную и, глядя снизу вверх прямо в глаза, негромко сказал:

– Я хочу вас предупредить, Александр Михайлович! Следите, чтобы бдительность сотрудников резидентуры не переходила в другую крайность. Если мы решили работать с Брайтенбахом, значит, в основе этого решения лежит мысль, что этот агент не является подставой. Поэтому отношение к нему должно быть корректным и, если хотите, теплым. Разумеется, снижать требовательность, которую вы проявляете, не следует. Но в вашем отношении должна проявляться забота о человеке, о его безопасности.

Закончив, он вернулся к своему месту за столом.

– Так, кому поручим с ним работать? – спросил он.

– Думаю, что лучше всего Аистову, – ответил я. – На первых порах я буду его наставником.

– Согласен. Встречи Аистова с Брайтенбахом тщательно готовьте, ведь Богдан, если мне не изменяет память, работал на приеме иностранцев в консульском отделе представительства. Его каждый день видела масса народа, в том числе и шпики гестапо.

– Понимаю.