Восемнадцатое мгновение весны

Потом генерал Дорнбергер приказал снять фильм о результатах нашей работы над изделием. Мы с энтузиазмом взялись за дело. Нужно было доказать, что наше изделие перспективно, что мы доведем его до конца. Если вы считаете, что наша работа и мое личное поведение в связи с этим являются саботажем, что ж, пожалуйста, я готов предстать перед судом!

В кабинете воцарилась гнетущая тишина. Потом Пауль добавил:

– Я не знаю, как вы расцениваете нашу сегодняшнюю беседу, или допрос, как там у вас называется. Одно могу сказать: желание трудиться больше у специалистов после такого обращения явно не прибавится!

Леман внимательно его слушал. Во взгляде его серо-голубых глаз, во всей его позе, по-видимому, сквозило сочувствие, потому что Зандберг после некоторого молчания стал откровенно ему рассказывать обо всех проблемах, с которыми сталкиваются ученые, создавая новую технику. Так они довольно долго еще беседовали.

Наконец допрос был закончен. Отправив Зайберга в камеру и пообещав ему содействие по мере своих возможностей, Леман еще долго изучал изъятые у задержанного при обыске бумаги, приобщенные к делу чертежи, служебные записки и делал из них выписки: Москва интересовалась техническими подробностями ракет, описанием схем, рецептурой топлива.

С обер-лейтенантом Кламротом, сотрудником Управления военной разведки, у Лемана были свои отношения.

Собственно, без официального в каждом случае письменного запроса Кламрот не имел права сообщать гестапо какие-либо сведения. Однако Леман не раз помогал ему, и не только информацией службы наружного наблюдения, с чем у военных были проблемы. В свою очередь, абвер старался всячески идти гестаповцам навстречу.

Леман намеревался при содействии обер-лейтенанта собрать сведения о некоторых интересующих его лицах, в том числе и о конструкторе Зандберге. И еще ему хотелось посмотреть на дела задержанных в последние недели в той части Германии, где был расположен объект в Пенемюнде.

Как назло, в этот поздний час в кабинете, в особняке на набережной Тирпицуфер, где находилась штаб-квартира, кроме самого обер-лейтенанта, находилось его начальство, незнакомый Леману, невысокого роста, худощавый, с продолговатым, красным, обветренным лицом капитан первого ранга. Леман представился и вынужден был в двух словах упомянуть, что интересуется материалами по Пенемюнде.

Услышав это, капитан первого ранга поднялся и, расхаживая по кабинету, негромким голосом произнес целую речь. Смысл ее состоял в том, что Пенемюнде занозой сидит в военном министерстве и у них нет ни сил, ни возможностей эффективно его обслуживать. Все, что там делается, напрямую касается армии, все крайне секретно, и это не может не беспокоить абвер, а что же касается жизни прилегающего района, безопасность местных жителей, то нам, мол, нет до них никакого дела.

Он говорил негромко, но с пафосом, словно читал лекцию. При этом он обращался к Леману так, словно тот был по крайней мере шефом полиции безопасности и при желании ему ничего не стоило выделить потребные силы для оперативного обслуживания района.

Леман многое мог бы ему объяснить, но по опыту он знал, что противоречить в таких ситуациях – пустая трата времени.

К тому же он плохо себя чувствовал: боли в пояснице усиливались с каждым часом. Моряк рассуждал, а Леман сидел передним в кресле, делая вид, что внимательно его слушает, и даже согласно кивал головой; в одном месте, заметив улыбку на лице Кламрота, он тоже улыбнулся. Более всего он боялся, что забудется, хоть на мгновение потеряет над собой контроль и свалится.

Наконец моряк умолк и, сопровождаемый обер-лейтенантом, отправился в свой кабинет. Леман тоже двинулся за ними, лихорадочно придумывая предлог, чтобы отозвать обер-лейтенанта в сторону и переговорить.

Внизу, извинившись перед начальством, Кламрот отлучился в помещение, где сидел дежурный по управлению.

Леман вошел следом и, прикрыв за собою дверь, без обиняков сказал, что ему нужно посмотреть материалы по Пенемюнде.

– Откройте ему кабинет, – приказал обер-лейтенант дежурному. – И передайте унтер-офицеру Герке: пусть покажет господину Леману необходимые ему материалы!.. Извини, Вилли – начальство, это наш новый руководитель Канарис[32].

Немного погодя Леман сидел в чьем-то пустом прокуренном кабинете и при ярком свете настольной лампы просматривал наблюдательное дело на секретный объект Пенемюнде.

В протоколах значились весьма стереотипные вопросы по поводу различных мелких происшествий, акты испытаний новой техники, копии стенограмм различных совещаний в дирекции и заключения комиссий по поводу чрезвычайных происшествий во время испытаний.

Никаких серьезных сигналов на конструкторов, в том числе и на Зандберга, там не было.

Через час он уже был у себя, в кабинете на Принц-Альбрехтштрассе, и ждал, пока его соединят с квартирой начальника отдела Пацовски.

Он звонил, чтобы доложить о результатах расследования по делу исчезновения Зандберга и его саботажа в тайной надежде, что в отделе могли быть получены какие-то новые данные, о которых ему пока еще неизвестно.