Восемнадцатое мгновение весны

– Пожалуйста, не старайся, не надо. Мне и так все ясно. Хотя мы женаты, знаю, что ты давно уже не со мной. Просто я молчала, ждала, чем все это кончится, и вот не выдержала! – по щекам ее поползли слезы. – Я все понимаю, но не могу понять лишь одного: почему ты не рассказал мне обо всем сам? Ты избавил бы меня от этих поисков и унижения!

Вилли осторожно взял ее за руку.

– Успокойся и выслушай меня. Мне непросто объяснить тебе! Ты знаешь, на какой службе я нахожусь и чем я там занимаюсь…

Маргарет резко выдернула свою руку.

– Может, ты скажешь, что в твою задачу входит… иметь с нею определенные отношения? Может, ты будешь отрицать, что у тебя с нею связь?

– Я это не отрицаю, – Вилли с трудом находил нужные слова. – Однако… Постараюсь…

– Не старайся, не надо, – перебила она его, – я думаю, что в твоем положении побывало много мужчин, но вряд ли кто-нибудь из них мог сказать, что это связано с его работой. Ты ведешь себя так, словно тебе приказали совратить эту женщину и ты, бедный, вынужден поступать так, страдая…

– Может быть, это действительно так, – пытался возражать Вилли, мысленно ко всем чертям посылая Эрнста, потому что только он один знал и мог подсказать Маргарет адрес Флорентины. – Может быть, когда-нибудь ты поймешь, – сказал он после продолжительного молчания, – я бы уже давно уехал в командировку в другую страну на несколько лет, если бы не моя болезнь. Тогда, быть может, ситуация разрешилась сама собой.

– Как же, разрешилась! Можно подумать, что ты там себе кого-нибудь не нашел бы! – съязвила Маргарет. – Твоя приятельница не производит впечатления девушки первой молодости. Наоборот, она, видимо, кое-что повидала на своем веку в свои сорок-то лет и…

– В тридцать пять, к твоему сведению, – не удержался Вилли.

– Да хоть и в тридцать два! Что же, во всей полиции не нашлось здорового мужчины, способного тебя заменить?

Она стала плакать.

– Да, ты всю жизнь обманывал меня, – шептала она сквозь слезы, – и почему я, дура, не послушалась родителей, которые говорили мне перед свадьбой, что все моряки – пьяницы и бабники! Теперь на старости лет приходится за это расплачиваться…

Они вместе вернулись домой.

Вилли молчал, чувствуя свою вину. Да, она всегда любила его, может, не всегда уважала, особенно когда сердилась и часто сгоряча говорила много глупостей, но она любила его ради него самого, и потому он чувствовал себя в долгу перед ней.

Пришло письмо из Швибута. Маргарет вскрыла конверт и стала его читать, а он рассматривал ее заплаканное, ставшее таким некрасивым лицо.

Вдруг он заметил, что оно залилось краской гнева. Видимо, в письме было что-то неприятное. Он не догадывался, что к ее гневу и стыду в связи с сегодняшним, добавились воспоминания, вызванные письмом, воспоминаниями о том времени, когда они вместе были в Швибуте, когда по вечерам Вилли рассказывал ей о своих мелких мужских переживаниях, особенно в молодости. Он был так мил, когда рассказывал, забавен и полон самоуверенности. Это был тот Вилли, которого она любила, со всеми его хорошими чертами и со всеми его слабостями… Да, она любила его тогда, очень любила таким, каким он был, отчетливо сознавая пределы его возможностей и его недостатки. А он! Он злоупотребил ее доверчивостью!

Это подлость с его стороны – путаться с другой женщиной… Эгоист, ему так захотелось – он так и поступил.

Обычно раньше Вилли спорил с Маргарет, разбивал ее рассуждения, изредка соглашался с ними или признавал их правильными. Это все его забавляло. Теперь он молчал, замкнулся в себе.

Для Маргарет, хотя она часто и злилась на мужа, совместное проживание все же было благом. Теперь, после всего, что произошло, совместная жизнь для нее стала пыткой. Между ними неотступно, почти осязаемо стояло то, о чем они избегали говорить и что их больше всего волновало: отношения между Вилли и Флорентиной.

Его лицо, его манера держаться, все, что он говорил и делал, – все ее раздражало. Уже не раз у нее появлялась мысль бросить все и уехать в Швибут. Теперь, когда он обманул ее, она считала себя свободной от всяких обязательств.

В нем слишком много оказалось чужого. Все, что он унаследовал от своих родителей, теперь претило ей. Она была не в силах больше сдерживать свои чувства.

Через несколько дней она опять стала пилить Вилли. Упрекала за его поведение, называла его низким, подлым. Ее маленькие глазки, скрывающиеся за припухлыми веками, гневно блестели, на полном круглом лице отражалось сильное волнение. Все началось вечером.

Вилли в домашней куртке и комнатных туфлях сидел за кухонным столом, просматривал газеты и держал себя невозмутимо. А Маргарет все говорила и говорила, а когда она закончила, он, против своего обыкновения, долго молчал.

Он чувствовал, как в нем поднимается возмущение. Что, собственно говоря, он такого особенного сделал? Да у них на службе почти каждый чиновник имеет любовницу. Это сейчас стало обычным явлением.