Восемнадцатое мгновение весны

– Немецкий народ устал от нищеты, – продолжал он разглагольствовать, – от неуверенности в завтрашнем дне, от безденежья, от экономических неурядиц. Страх перед будущим пробудил в немцах древние инстинкты, он заставил их сбиться вокруг великого, могущественного вождя, их единственного спасителя. И он оправдал ожидания. Посмотрите, как все изменилось в стране. Но это только начало. Мы пойдем вперед! Для этого нужды бесстрашные молодые воины, не то что ваш старый Леман!

– При чем здесь Леман? – насторожилась Флорентина.

– В данном случае он не при чем! И что вы только нашли в нем? Не могли выбрать кого-нибудь помоложе?

– И кого я должна была выбрать? Уж не вас ли?

– А почему бы и не меня? – Феннер снова попытался прижать к себе Флорентину.

– Держите себя в руках, господин Феннер, – строго сказала Флорентина, отстраняясь и оглядываясь в поисках Вилли.

К счастью, оркестр закончил танец, и Феннер вынужден был проводить Флорентину к ее месту. Он продолжал топтаться возле их стола и не уходил.

– Послушай, Феннер, можно тебя на минутку, – Хиппе встал и слегка покачнулся.

– Хочешь поговорить со мной? – напрямик спросил Феннер.

– Пойдем, поговорим!

И он нетвердой походкой двинулся вслед за Хиппе из зала. «Еще подерутся», – подумала Флорентина.

Рождественский бал еще был в полном разгаре, когда она объявила подошедшему Вилли, что устала и хочет домой. Он не возражал.

Они не торопясь выбрались из зала и сели в дежурную машину. По дороге Флорентина рассказывала о повадках Феннера. Вилли слушал невнимательно, невпопад улыбался, пока Флорентина не заметила, что пора прекращать веселье и действительно отдыхать. Он вновь и вновь перебирал в памяти разговор с Гайдрихом, стараясь не упустить ни малейшей детали. Хотелось поскорее увидеть Ярослава, чтобы обдумать и обсудить все то, что удалось узнать сегодня.

«Тов. Алексею. Москва.

Совершенно секретно.

На ваш телеграфный запрос относительно углубления рождественской беседы Брайтенбаха на балу в гестапо в сторону того, кто начнет войну, они или мы, и конкретно где, могу сказать следующее: Брайтенбах передал лишь то, что ему было сказано. Он работает над тем, чтобы углубить тему, но в любом случае ответы не будут исходить от таких авторитетных лиц, как заместитель рейхсфюрера. Они будут лишь относительным продолжением его рождественского общения.

Брайтенбах вышел на работу, но далеко еще не выздоровел. Выглядит и чувствует он себя неважно. Болезнь сказывается на его состоянии, и он очень боится помереть. Я тоже боюсь, чтобы он не умер. Делаю все, чтобы он лечился и смотрел за собой.

Все увеличивающиеся строгости на работе также нервируют его, и каждый раз он просит нас быть осторожными.

На этом фоне невозможно наладить получение ежедневных сводок гестапо. Сводка приходит одна на отдел, выносить ее опасно, и это можно делать лишь изредка. Договорились, что Брайтенбах будет делать из них выписки.

Месячные сводки гестапо также получить невозможно, так как они направляются начальнику отдела по списку и хранятся у него.

Отдельно к этому письму прилагаю список сотрудников гестапо по отделам со всеми изменениями.

Из беседы со своим коллегой, который ссылается на Вурма, Шнеемана, стало известно, что эти люди говорят о неизбежности войны с Польшей, Англией и Францией…

Годовой обзор гестапо Брайтенбах постарается достать. Нужно дождаться отъезда Шеера и тогда, имея ключи, можно будет взять его.

То, что он нервничает, это не значит, что он трусит. Последнее время он прихварывал, обстановка действительно ужасно серьезная и натянутая, так что неудивительно, что он нервничает.

В связи с предстоящим моим отъездом Брайтенбах переходит на связь с квартирой Клеменс. Туда в конвертах он будет приносить материалы для дальнейшей пересылки Монголом.

Не расценивайте это так, что это может отразиться на его желании работать на нас. Он делает и сделает все, что сможет. Но сейчас он не может много записывать, как он делал это раньше. Стало строже все, и все всего боятся. Он простой смертный и побаивается вместе со всеми. Это отрыжка общей обстановки, и она не отразится на качестве его работы.

Добывать документы сейчас сложно, но я уверен: раз он обещал годовой отчет, он его обязательно принесет.

Для вашего сведения сообщаю, что в служебном кабинете Брайтенбах работает не один. Он пробовал под разными предлогами выставить соседа, но пока это не получается.

Бетти».

И еще одно письмо в центр от 21 февраля 1937 года:

«Тов. Алексею, Москва.

Завтра я уезжаю. Клеменс мною проинструктирована. Опыт у нее есть. Она нами использовалась как фотограф нелегальной резидентуры. Она очень серьезный, осмотрительный, добросовестный человек, а если принять во внимание, что Брайтенбах также аккуратен и осторожен, то можно быть уверенным, что все пойдет хорошо.