Восемнадцатое мгновение весны

Сначала из его пятого отдела исчезали малоизвестные ему люди, и вечером, разговаривая с Любой, он только сокрушенно разводил руками. Из Лондона Павла отозвали в феврале. На перроне вокзала их с Любой встретил Гурский, которого Павел знал еще по Берлину, где он работал в составе нелегальной резидентуры.

Павел сразу же заметил, что Гурский сильно постарел. Они обнялись.

Квартира Павла была занята одним из сотрудников их отдела. Пока он переберется в другое место, Корнелю предложили несколько дней пожить у Гурского.

Они все погрузились во встречавшую их машину и без приключений добрались к дому Гурского. Быстро устроились и сели все за стол. Павел наблюдал за Феликсом и не переставал удивляться: куда делась его жизнерадостная приветливость, живость, искрящаяся всегда в его голубых глазах, где быстрые порывистые жесты – Гурский стал каким-то напряженным, медлительным. И только прежней осталась лишь рыжая шевелюра, густая и жесткая.

Обед проходил в молчании. Павел ожидал, что Феликс начнет расспрашивать об общих знакомых. Но он молчал. Желая вызвать его на откровенный разговор, Павел сам начал расспрашивать о друзьях, но Феликс уклонялся от подробных ответов.

Речь зашла об Ильке, бывшем руководителе агентурной нелегальной сети в Германии. Тут Феликс неожиданно оживился:

– Я его видел на работе дня два назад, – начал рассказывать он. – Стоим в коридоре, разговариваем, пожали друг другу руки и разошлись. И представляешь! Не успел я зайти в свой кабинет, как вдруг заходит Слуцкий и говорит мне: «Я видел, что вы беседовали с Ильком. Запомните: это должно быть в последний раз!». Ты можешь себе представить Абрама Слуцкого, разговаривающего таким тоном! Я, конечно, возмутился: «На каком основании такой тон? Я все-таки начальник отделения!». Он быстро взглянул на меня и процедил сквозь зубы: «Я бы недорого дал за такого начальника, как вы, и за ваше отделение, которое завтра может быть уничтожено. Я просто разговариваю с вами и, надеюсь, вы меня правильно поняли!». Сверкнул глазами и ушел. Что ты об этом думаешь?

Павел уже начал догадываться, что об этом надо думать и что это значит для Илька. Оба они знали цену предупреждениям начальника Иностранного отдела.

– Может, у Слуцкого личная неприязнь к Ильку? Ты же знаешь, какой он несдержанный, резкий, – Павел все еще пытался найти какую-то зацепку, позволяющую надеяться.

Гурский саркастически рассмеялся, потом сказал:

– У Слуцкого было много времени и тысяча возможностей отомстить Ильку, если бы он этого захотел. Например, в его власти было перевести Илька на другую должность или загнать в какую-нибудь дыру, – Феликс опять усмехнулся. – Нет, сейчас у него другие причины так разговаривать об Ильке, и ты сам скоро это узнаешь или увидишь. И все поймешь!

Он откинулся в кресле и неожиданно мгновенно заснул. Через несколько минут в комнату вошла его жена, взглянула на спящего мужа и сказала буднично:

– Я уже привыкла, что он засыпает на полуслове. Болезнь такая, что ли?

Зазвонил телефон, Феликс тот час же проснулся и, чертыхаясь, подбежал к телефону, снял трубку, потом обернулся к жене:

– Это тебя.

Пока молодая женщина разговаривала, прикрыв ладонью телефонную трубку, Феликс, поглядывая в ее сторону, сообщил:

– Я ожидал услышать: «Товарищ Гурский, немедленно выезжайте на работу». Каждый день так, – он резко потер виски. – Голова какая-то… Тяжелая. Да! Чуть не забыл. К тебе приедет гость, Графпен. Он готовится выехать в Лондон резидентом… Очень любит поговорить.

После чая жена Феликса стала собираться на какие-то курсы, и он решил ее проводить.

Встреча с Графпеном состоялась на следующий день. Одетый в форму сотрудника НКВД, он держался важно и был немногословен. Расспросив об обстановке в Лондоне, о сотрудниках резидентуры, он закончил разговор и перед уходом сообщил, что на следующий день Павла собирается принять заместитель Слуцкого Сергей Шпигельглас.

Действительно, на следующий день Корнеля пригласил к себе Шпигельглас, толстый, светловолосый, маленький человек. Ничего толком не объяснив о причинах отзыва из страны, он предложил Павлу взять месячный отпуск, а после того, как он отдохнет, будет решен вопрос, где ему работать дальше.

Расстроенный, Павел вернулся домой и занялся переездом на свою квартиру, благо она освободилась. Вечером они с Любой пошли в театр. За ужином он непривычно много пил водки, но Люба молчала.

В театре собралась вся высокопоставленная московская публика: известные артисты, писатели и художники, много военных, дипломатический корпус. Все дамы были в вечерних платьях.