Однако ребят это нисколько не смутило. Они все так же восторженно смотрели на него. Будто Сергей и не гнал их вовсе, а звал за собой дальше.
— Кому я сказал? — уже не на шутку обозлился Сергей.
Пацаны остановились. Меньший из троих братьев Тимониных, которые недавно переехали к ним на станцию из далекой деревни Парамоново, не сводя с Сергея преданных глаз, дернул вечно мокрым носом:
— Сереж, а Сереж, седни будешь пускать?
— Седни, седни, — передразнил его Сергей. — Или ты думаешь: сделать самолет, что палец оплевать?
Не ожидавший такого поворота, младший Тимонин еще громче задвигал носом, торопливо прячась за спины старших братьев, которые, подобно другим ребятам, стояли не шелохнувшись, ожидая его дальнейших слов. И эта покорность, эта готовность повиноваться и служить ему сбила Сергея с толку.
И он, смягчившись, уже более дружелюбным, миролюбивым тоном пояснил меньшему Тимонину и всем другим ребятам, что когда он построит новый самолет, то позовет их. Этого и хотелось услышать им. Радостно крича, яростно пришпорив застоявшихся коней, они понеслись дальше по длинной сквозной улице поселка, оставив его одного с самолетом в руках, на белых крыльях которого издевательски ярко, как насмешка над его незадачливостью, горели буквы «СМ-1».
Придя домой, он задвинул самолет за старый шкаф, купленный по дешевке матерью прошлой осенью на базаре. На плите стояла кастрюля со щами, на кухонном столе — поменьше кастрюля с картошкой. Мать предусмотрительно укутала ее в газеты и теплую старую шаль. Сергей быстро пообедал и засел за уроки. Седьмой класс он закончил неважно. В свидетельстве стояли одни тройки. Теперь Сергей решил всерьез взяться за учебу. С прежними оценками он вряд ли бы сдал в летное училище. Юрка Должиков, ставший курсантом летного училища, рассказывал, как их гоняли на приемных. Сергей составил себе расписание, в котором было четко указано, когда и чем должен заниматься. Только так можно наверстать упущенное, думал он, подогнать математику, с которой у него были вечные нелады. Он очень хотел строго следовать своему расписанию, где весь день был расписан по часам. Но все никак не получалось. Он по-прежнему, сам не замечая того, тратил время впустую. Вот и сегодня он должен был сразу же засесть за геометрию, а сам занялся самолетом…
Сергей вздохнул. Нет у него все-таки силы воли. Он открыл учебник, пытаясь сосредоточиться на геометрической фигуре с обозначенными углами, но невольно косился на шкаф, где виднелось крыло самолета. Он старался не думать о нем, но это было выше сил и с каждой минутой становилось похоже на пытку. И наконец он не выдержал, схватил из-за шкафа свой «СМ-1», водрузил на стол и торопливо принялся осматривать, стараясь отыскать неполадки.
Равномерно тикали ходики за фанерной перегородкой, делившей небольшую комнату на две половины — кухоньку с плитой, обеденным столом, двумя деревянными полками для посуды над ним и комнату побольше, служившую как бы залом, где у северного окна, выходившего на улицу поселка, стоял стол, за которым Сергей делал уроки. Слева от стола в углу — этажерка. От того, что угол был всегда сырым, ножки этажерки подгнили, пришлось подложить под нижнюю полку кирпичи.
За цветастой занавеской на южной стороне комнаты была у них как бы спальня. Мать вбила один гвоздь в фанерную перегородку, другой маленький гвоздик в угол шкафа, протянула шнур и, распоров два старых своих платья, сшила эту веселую занавеску. Их кровати стояли по обе стороны от южного окна, прорубленного по просьбе матери райкомхозовскими плотниками во время ремонта дома.