Восемнадцатый скорый

Прекрасной была их новая школа. Решительно все нравилось в ней Сергею. И новые учителя, приехавшие в поселок с открытием школы, и новые ученики, которых в восьмом «А» было больше половины, в основном сельские ребята — из Лебедки, Богдановки, Талызина, Тулупова, Ледна, Себякина, Сотникова — больших и малых, близких и дальних деревень, где не было своих десятилеток.

Сергей не успел познакомиться как следует с этими ребятами. Учились они вместе всего две недели. К тому же после занятий сельские ребята спешили домой. Он жадно наблюдал за тем, как они, выскочив из школы, торопливо разбирали свои велосипеды, прислоненные к школьному забору, и, побросав на багажники сумки, пулей проносились мимо. Как жгуче блестели на солнце обода и спицы их легкокрылых, блестящих свежей заводской краской, пензенских, московских и харьковских великов. Как звонко высвистывали по асфальту их шины.

Сергей остро завидовал в эту минуту им, обладателям прекрасных летучих машин. Как много бы отдал он, чтобы иметь вот такой же велосипед. Из его прежних друзей ни у кого велосипеда не было. Это обстоятельство и толкнуло его на знакомство с новым учеником их восьмого «А», Валеркой Малаховым из Ледна — большегубым, конопатым парнем. С разрешения Малахова Сергей на большой перемене вскакивал в седло и в те минуты, пока ребята толкались в буфете за пончиками и кофе, стремительно пролетал по переулку и выскакивал на шоссе. Он даже успевал проскочить изрядно по трассе, до самой чайной, до поворота на вокзал и взмокший, возбужденный, с учащенно бьющимся сердцем возвращался в класс, как заправский гонщик, намеренно не снимая защепку с брючины, радостный, сияющий.

С первого же дня занятий в новой школе Сергей горячо взялся за учебу.

— Чего это с тобой, Малец, тебя прямо не узнать, — пытал его, дергая за локоть, Баранов, сидевший сзади него, на излюбленной последней парте. Сергей терпеливо молчал. И не только Баранову, но и другим ребятам трудно было поверить в ту перемену, что происходила в нем, ставшей теперь столь очевидной.

Сергей жестко стал относиться к себе. Никаких поблажек! Вставать ровно в семь. Двадцать минут быстрой зарядки. Холодный душ. Он приучил себя быстро, на солдатский манер застилать кровать. Брался за мытье полов без понуждения со стороны матери.

Он приучил себя к мысли, что мужчина должен уметь делать все. Учился строгать, пилить, сколачивать. Козлы, на которых они с матерью пилили дрова, скамейка у дома, две новых табуретки в комнате, скворечник во дворе на березе — его работа. Он теперь брался за любое дело. Но больше всего по-прежнему влекли самолеты. Как счастливый сон Сергей вспоминал славный мартовский день на аэроклубовском аэродроме, сверкающие под ярким солнцем плоскости самолета и он, стоящий у самолета в ожидании чуда. Летчик Косаревский звонко защелкивает замки его парашюта. Грохот двигателя наполняет кабину, все напрягается, подбирается в нем. Сейчас они оторвутся от земли и взмоют в небо.

Нынешней осенью к школе в одну из перемен подъехал темно-зеленый аэроклубовский автобус, который в свое время приезжал за Юркой Должиковым и его приятелями. Теперь Юрка уже на втором курсе Качинского училища. Прошлой зимой Юрка приезжал в отпуск, был на традиционном вечере-встрече с выпускниками. Пришел в форме: серой шинели, курсантских голубых погонах в желтой окантовке, с золотыми птичками в петлицах.

Сергей не сводил глаз с Юрки Должикова.

Сергей знал, скоро настанет день, когда зеленый аэроклубовский автобус придет за ним, Сергеем Мальцевым, его товарищами.

Он вздохнул, повел плечами под тесной форменной школьной тужуркой и тут же услышал свою фамилию.

— Я попрошу Сережу Мальцева повторить то, о чем я только что здесь говорила.

Анна Михайловна Маховых, преподаватель химии, отложила в сторону кусок мела и осторожно потерла одну пухлую ладошку о другую.

Сергей встал из-за парты и растерянно посмотрел по сторонам.

Он молчал, и от этого молчания кому-то уже становилось весело, кто-то рядом прыснул, ожидая от него очередной хохмы, Баранов, делая вид, что пытается помочь ему, нашептывал за спиной явную ерунду, плел о каких-то чугунках, которые, пройдя через огонь печи, превращаются в чистый феррум два. Сергей растерянно глядел на химичку, та с любопытством на него. И по мере того как затягивалось молчание, на невозмутимо-спокойном, несколько рыхловатом лице Анны Михайловны все яснее проступала усмешка.

— Очень жаль, что ты слушал невнимательно. — Она хотела что-то еще сказать, но тут в коридоре, извещая о долгожданной перемене, раздался резкий электрический звонок.

III