Восемьсот виноградин

Мне вспомнилась Мишель, сногсшибательная и уверенная в себе. Ко мне она особой любви не питала, зато прекрасно находила общий язык с Мэдди. Если представится случай, она отыщет подход и к Бену.

– Значит, я проиграю.

– Нет, не проиграешь! Ну да, она немного знаменита. Немного обворожительна.

– Разве можно быть немного обворожительной?

– Ну, больше, чем немного. Невероятно обворожительна. И что? Ты и сама ничего.

Я рассмеялась.

– Я серьезно! Умная. Успешная. Самый любящий человек из всех, кого я знаю. Не говоря уже о том, что ты тоже обворожительна. У нее перед тобой никаких преимуществ.

– Считает моя лучшая подруга.

– А также мужчина, с которым ты должна быть вместе. Еще не поздно все уладить.

– Почему ты настаиваешь, чтобы я его простила?

– Потому что ты не права.

Сердце у меня сжалось.

– Зачем ты так говоришь?

– Это мой долг. – Сюзанна замолчала, раздумывая, как меня убедить. Затем продолжила: – Чарльз изменил мне, когда мы учились в старшей школе. Я тебе рассказывала? Наверняка рассказывала.

И не раз. Это была первая история из жизни Сюзанны, которую мне довелось узнать. Я услышала ее в тот же день, как меня приняли на работу. Вернее, вечером после работы, когда Сюзанна предложила отметить мое вступление в юридическую преисподнюю. «В адвокатских конторах любят стравливать юристок, – сказала она. – Так что давай будем друзьями». В доказательство своей дружбы Сюзанна тут же поведала, что ей изменил муж. Только к середине рассказа до меня дошло, что случилось это еще в старшей школе. Но Сюзанна помнила все так отчетливо, словно только вчера застукала Чарльза с руководительницей театрального кружка и огрела его по голове.

– Если бы я не простила Чарльза, я бы лишилась целой жизни с ним. Нашей семьи. Я простила его и была за это вознаграждена. Вот что я пытаюсь тебе сказать: прости Бена и тоже будешь вознаграждена.

– Есть одно важное отличие: Чарльзу было тогда пятнадцать.

– Неважно. Суть в том, что вы просто обязаны быть вместе. У вас такая любовь, которую нелегко найти и еще труднее сохранить. Совсем как у нас с Чарльзом.

Однако я считала, что все в точности наоборот. Иначе как мы с ним дошли до такого?

– Почему бы тебе не вернуться домой? – спросила Сюзанна.

Я подумала о своем пустом доме в Лос-Анджелесе. Подумала о Лондоне, казавшемся невозможно далеким. Окинула взглядом виноградник, который скоро будет принадлежать кому-то другому…

Внезапно я осознала, что понятия не имею, где он – мой дом.

История виноделия

Отец часто говорил: «Чтобы понимать, как делать вино, нужно знать его историю». История у виноделия долгая. Началась она на юге Франции в V веке до нашей эры. На осколках глиняных сосудов сохранились следы древнейшего в мире вина, приправленного тимьяном, розмарином и базиликом. Спустя века римские завоеватели распространили виноделие по всей Франции.

Прошло немало времени, прежде чем виноделие добралось до Америки. Виноградники в Огайо и Кентукки погибли. Калифорния вступила в игру всего двести лет назад, когда в Сономе была основана первая коммерческая винодельня «Буэна виста». Затем Джон Патчетт посадил в долине Напа первый коммерческий виноградник. Сухой закон практически свел эти начинания на нет. После винной революции развитие продолжилось более масштабно и организованно – наступила современная эра виноделия. Первопроходцы шестидесятых и семидесятых принесли Калифорнии известность и подготовили почву для дегустации «Суд Парижа», на которой калифорнийские вина победили, положив конец французскому господству.

По словам отца, история объясняет первое, что нужно знать о вине: оно получается не на голом месте. Даже так называемое местное вино делают из винограда, некогда завезенного из Европы: виноделы используют опыт прошлого, чтобы достичь чего-то нового и лучшего.

Отец стоял у тиражного стола и на пару с работником сортировал виноград, отбирая грозди, которые пойдут в дело. Когда используешь целые грозди, вместе с гребнями, это придает вину более насыщенный и в то же время более терпкий вкус. Отец пытался добиться большей терпкости, поэтому почти ничего не выбрасывал. В этом году выбрасывать было нечего.

– У тебя ошалелый вид, – заметил он.

– Мне нужно чем-то себя занять.

– Тогда давай поскорее найдем тебе дело. – Отец указал на открытые бродильные чаны, в которых лежали отделенные от гребней ягоды. – Их нужно перемешать.

Я поднялась по стремянке и заглянула в чан. Сусло шипело и почти что пузырилось, словно кипящее рагу.

– Выглядит неплохо, а?

Я кивнула, не решаясь раскрыть рот – боялась, как бы все накопившееся внутри не выплеснулось наружу.

– Если спустишься, могу подыскать тебе другое занятие.

Я села на верхнюю площадку стремянки, в нескольких футах над головой отца, и оглядела винодельню. Все в ней работало легко и слаженно, точно под музыку. Зрелище это успокаивало, помогало отдышаться.

– А можешь просто посидеть и полениться.

– Папа, почему ты на нее не сердишься?

Глаза отца сузились.

– Осторожнее, малыш. Я не собираюсь обсуждать это с тобой.

– Просто пытаюсь понять.

– Что именно?