Вошь на гребешке (СИ)

— Мне почем знать, что вспомню, — виновато отмахнулась гостья. — Эх ты, все встретили меня, подарочки разделили, а ты отсиделся за печкой.

— Я сам припас подарок, — заморгал светлыми пушистыми ресницами пацан. Полез за пазуху и добыл деревянную дудочку, совсем простенькую, короткую и едва ли способную дать хороший звук. — Вот.

— Спасибо, — улыбнулась Черна, приняла вещицу. — Пора мне.

Почему ушло тепло, сказать было невозможно. Даже виноватость в душе шевельнулась: старался синеглазый, вырезал дудку, а радости от подарка — нет. Впрочем, какая тут радость, если год последний и что впереди, даже прорицательница Тэра едва ли знает. Время темное, зима[31] грядет такая, что и думать не хочется о ней. Черна встала, поклонилась посеребренной фигурке в углу. Шепнула пожелание дому и заспешила на выход. Подхватила тяжелую корзину, уже приготовленную старшим сыном угольщика — и пошла к малой двери в воротах, заранее открытой дозорными.

Полдень остался в прошлом, а затем погасла и сама улыбка солнца. Тени удлинились, в лес вползла настороженная предвечерняя тишина. Черна шла быстро, огибая знакомые ловушки и хмурясь. Велика людская наивность! Ну, кому страшны самострелы и сети? Уж всяко не врагам, от каких стоит отгородиться по-настоящему. Впрочем, им, худшим, и ров с частоколом — так, забава. Куда страшнее запах Руннара, свежий и постоянно поддерживаемый. Вдобавок, как известно, за всякую землю отвечает хозяин и всерьез беспокоить тех, кто под его рукой, не угасив живое пламя замка — немыслимо.

— Жизнь или уголь? — вкрадчиво спросили из-за необъятного ствола, который Черна обогнула по дальней дуге, заранее приметив неладное.

— Уголь.

— Неинтересно, всегда — уголь, — посетовали из-за ствола.

Черна сделала еще несколько шагов вглубь чащи, бережно установила корзинку меж сонных древесных корней. Подергала за ручку: не опрокинется. Со спины уже подкрался злодей и ловко обнял, ощупывая пояс и норовя его расстегнуть.

— Ох, и быстрый ты, — поморщилась Черна.

— Соскучился, — выдохнул в ухо знакомый голос. — Жизнь моя, никогда не знал большого страха, пока не попался в твою ловушку. Королева тут была, я как выведал, что засобиралась к вам, сразу погнал буга. Едва не подох он, а только при любой спешке было бы поздно, если бы она...

— Она не королева[32], всего-то таскает на шее снятый с трупа знак, — сухо напомнила Черна. — Падальщица. Стервь.

Обернулась, заранее радуясь возможности увидеть первого анга южного[33] луча. Рослого, широкого, без единой жиринки на сухих мышцах. Даже лицо у него — из одних жил, тренированно хранящих покой. Ни возраста не угадать, ни настроения. Кожа гладкая, смугловатая, скулы высокие, щеки запали, лишь губы борются, норовя перемочь улыбку.

— Моя радость, — тихо молвил анг, шагнул ближе и поддел под спину, придвигая к себе. — Сегодня и украду. Что я, сумасшедший рогач[34], рыть по три логова в сезон?

— Меня? Украдешь? — нахмурилась Черна. — Глупости. Прежде всего, силой мы не мерялись и не стоит пробовать, следы останутся. Хотя важнее иное: твоя хозяйка противна мне до крайности, простота ее южная хуже обмана. Куда увезешь? Или решил, что я готова сменить нынешний замок любой ценой?

Анг грустно улыбнулся, подхватил нелегкую ношу на руки и понес прочь от тропы и корзины, в чащу — туда, где и самострелов не настораживают. Взрослые ловчие[35] в уме не лезут в тень, которую и полуденному солнцу прорезать не по силам.

— Мне не попадались женщины, коих могу обнимать, не опасаясь изломать до смерти, — шепнул в ухо анг. — Клинков среди вас не осталось, вот беда. Думал, так и помру несчастливым.

— В том году думал или все лето сомневаешься? — уточнила Черна. — Уж вроде всяко мы проверили, что ломается, а что не особенно. Я гадаю: как Тэра не вызнала? Она прорицательница, и самую малость пророчица. Ну — иногда. Когда в уме. Или наоборот, когда в духе[36]?

— Не узнала и не выведает, — безмятежно улыбнулся анг, ныряя под свод свежесрезанных ветвей. — Я тебе нижний пояс с шарховой нитью добыл? Добыл. Он всякую тайну скроет. Одна беда: годен лишь тем, кто не врет.

— Я вру с тех пор, как ты первый раз поймал в лесу, злодей, — рассмеялась Черна. — Одного не соображу: Тэра умна, отчего она верит, будто мне в тягость засветло дотащить корзину?

— Она знает, что тебя манит лес, — поморщился анг, опуская свою ношу на расстеленный заранее плащ с подбоем из рыжего пухового чера[37]. — Всех нас манит... и меня тянул, покуда я не миновал худший возраст. Не ночуй без меня в лесу, упрямая.

— Без тебя — зачем ворочаться на корнях? — лениво потянулась Черна. — А ведь я не красивая, Тох. Меня вечером от мужика с трех шагов не отличить, особенно по походке да плечам. Ты в уме, ясномогучий[38] анг? Зачем честью рисковать и клятву переступать ради забавы длиною в один летний сезон? Может, я по весне и не вспомню тебя.

— Не надо так.

— Как?