Милена поморщилась, наконец-то осознав, до чего густо заселен плоский мир. Нехотя покосилась: совсем старая женщина стоит, опираясь рукой на спинку кресла, соседнего с занятым Миленой. Почему-то сперва получилось заметить именно руку: перстни на каждом пальце, камни яркие, брызжут светом. Сложная вязь оправы обрамляет каждый. Избыток роскоши: очень похоже на 'изоляционный набор' Тэры Арианы. Искоса глянув на старую женщину, Милена убедилась, что наблюдает целое море сияния, что в глаза лезут всякие тяжелые цепи и амулеты. Точно по рецепту Тэры, они надеты лишь для того, чтобы гость не смотрел на саму Тэру, помимо воли отвлекаясь на мелочи. И оставаясь в проигрыше: наблюдаемым, но никак не наблюдающим...
Следующий взгляд Милена уделила служителю отеля: держится в отдалении, не спешит перечить старухе. Вот возник у спинки стула официант, тоже готов содействовать. Только — кому? Сидящей гостье или второй, претендующей на свободное кресло?
— Она постоянно бывает у нас, пьет кофе, не пропускает случая познакомиться с новыми гостями. Предпочитает ужинать с дамами без провожатых, — пояснил официант. — Вас не обеспокоит...
— Ничуть, если вы принесете действительно хороший кофе, — наконец-то заглянув в глаза старухи, выговорила Милена и резко уткнулась в свою тарелку — и вилкой, и взглядом.
Старуха не растратила за долгую жизнь толику истинного серебра души, но глаза были так темны, что найти в них свет смог бы лишь вальз востока. Милена понемногу привыкала к дару, училась. Она уже усвоила: любую ценность — а равно и безделицу — в плоскости прячет упаковка. Старуха была настоящим подарком. Бесценным! От осознания размеров внезапной удачи едва получалось дышать ровно и колоть вилкой в пищу, а не мимо.
— А ведь я умею гадать, — оживилась старуха, сбросив на локти багряный шарф с роскошной меховой оторочкой. Тощая шея обнажилась, стала видна бархотка с крупной жемчужиной. Старуха гордо погладила вещицу, с кряхтением опускаясь в подвинутое официантом кресло. — Да-да, гадать... На кофейной гуще, картах и по руке. Всяко умею. Я знаю о грядущем, но куда вернее разбираю подробности, если мне доверен выбор бутылочки вина, красного сухого вина, это обязательно. И немного сыра, понимаешь? Я твердо стою за сыр, фрукты и особенно свежую черешню, лучшая растет в Испании... Ах, Испания! Я провожу там по два-три месяца в году как раз из-за черешни. Мой покойный муж — последний из них, я решила теперь пожить в свое удовольствие и без забот — он был необузданный человек, всегда требовал перец и мясо. Мы даже ссорились, он ничуть не ценил фрукты... Имя мое Вита, так и зови, хорошуля.
— Милена.
Движение руки — и официант явился, внимательно и не перебивая выслушал перечисление всего, что ценил в плане кухни покойный и что предпочитает его вдова. Старуха прослезилась, расчувствовавшись. Деликатно протянула слегка дрожащую руку — и получила в полное распоряжение ладонь новой знакомой, расправила, трогая линии и вещая глупости о судьбе, козырном короле и дальней дороге.
Слова не имели ни малейшего значения. Старуха знала это, хотя научить её никто не мог. Но зачем уроки — прорицателям? Они и вслепую нащупают путь, если пожелают. Пусть дар день за днем подтачивает плоскость, пусть старость отбирает силы и ограничивает срок... Пальцы Виты всё равно управятся. Плотно прильнув к запястью, удержат в контакте ниточку пульса, чтобы отдавать все, припасенное старухой. То, ради чего Вита просидела в засаде, доступной лишь прорицателю. Год за годом эта старуха посещала место, одной ей понятно, как выбранное.
Кто бы теперь ни следил за Миленой, он не найдет в происходящем повода к подозрениям. Вита всего лишь состоятельная сумасшедшая, она даже не частая гостья отеля, а скорее его привидение, или может — талисман. Она ведет себя подобным образом день за днем. Говорит похожие слова, что, без сомнения, при расспросах подтвердит официант, любой.
— Козырной король, — прищурилась Милена. — Вита, а точно козырной?
— Мы посмотрим, — заверила старуха, плотнее обнимая запястье. — У меня все три законных мужа были козырные, вот так, хорошуля. Первый дал мне фамилию и положение, второй построил для меня дом у моря, третий осыпал золотом, хотя я была уже немолода и мало нуждалась в его безумствах. — Старуха вздохнула, мельком глянула на бутылку, которую как раз доставили, жестом разрешила вскрывать. Попробовала глоток, прижмурилась и кивнула — хорошо. — Любила я до умопомрачения только одного, теперь старая и вижу, что — так... Сердце вещее, хорошуля. Но глупое, оно советуется с головой, а толку нет. У тебя много сорных кавалеров, кто даст золото и построит дом. Но жалеть будешь только об одном, если от дурного ума послушаешь голову.