Но здешние правила с некоторых пор нравились Петру. Взять хоть того бугая, что закрыл собой Варвару и остался стыть в сугробе. Живым его Петр не застал, но видел тело. Крепкий мужик, ещё не старый. Для взгляда человека Нитля жутковатый, весь — изнанка, тьма злобы и непролазный бурелом ошибок. Паша позже выслушал вопрос и кивнул — мол, да, настоящий бандит. Грязи на нем — не отмыть, не отмолить. А вот сунулся в чужую беду, явился вмиг по звонку Носорога, любимого недруга, которому он когда-то приходился 'крышей'. В бою не переметнулся на сторону сильных, потому что в нем ещё что-то сохранилось. Пусть извернутая, а верность. Пусть дикие, а понятия о добре и зле. Как будут разбирать деяния бугая в чистилище, если признать действующим механизм местной религии? Ведь простреленной спиной он закрыл последний счет в жизни. Интересно закрыл. Пашке дал возможность удержаться у края, дождаться помощи... А столь же посторонняя в деле женщина с прозвищем Тать, сознавая меру бесчеловечности тех, кто к ней обратился — польстилась на обещания. Без колебания отдала посреднику чужие жизни. Позже приходила, пробовала всучить деньги и умоляла простить: она, мол, всего-то дала подержать телефонную трубку, она не знала, не понимала... Мариша всхлипывающую Тать выслушала и проводила до порога с ее деньгами и долгами, пообещала с нелепой своей простотой 'не помнить зла'. А только это не закрывает счетов, люди платят сами, и очень глубоко внутри знают закон. От того порой выворачиваются еще скорее и злее в нелюдей. Остервенело золотят купола или коваными заборами ограждают веру от совести.
Продолжая мысленно разбирать парадоксы плоскости, Петр миновал чисто убранный парк, подозвал вууда к самой грани яви, выключая все системы слежения, сколько их есть поблизости. Зоны прогиба плоскости Петр наметил еще полгода назад. Карту забрал друг Василий и обещал 'пробить'. И вот — очередной раз это малопонятное действие вывело на нужный адрес.
Петр дождался, пока охрана закончит бегать в поисках причин отказа техники, бережно придушил двоих сторожей внешнего периметра, устроил отдыхать в сторонке. Направился к парадной двери. Как всегда, в холле ждали. Люди были приличного для плоскости уровня. То есть готовые уложить любого врага: ни эмоций, ни промедления.
Руннар улыбнулся охране. Он обожал ночные вылазки и особенно ценил этот миг: он, вууд, в перекрестье прицелов. В центре внимания.
— Играй, — разрешил Петр, строго добавил: — Но без этой... цыганщины.
Что именно друг Василий именовал 'цыганщиной', анг не понял, но определение счел удобным. Вууд проникновенно взвыл, у хладнокровных профессионалов дыбом встали даже волоски в носу. В главном зале молча вспотело тайное общество избранных. Анг метнулся тенью, неразличимый людям. Поймал в ладонь затылок очередного хозяина или подделки, очень похожей на такового — и подправил положение головы. На обратном пути поддел тело еще живой жертвы незавершенного ритуала и выволок в пустой холл. Следы забав вууда и паники его игрушек устилали пол крошевом стекла, обрывками ткани. Осмотревшись, Петр направился в гардеробную, наугад выбрал длинную шубу и накинул на голые плечи женщины. Она понемногу приходила в себя, норовила снять с глаз повязку и всхлипывала от запоздалого страха. Безропотно позволила сунуть свои ноги в первые попавшиеся сапоги — мужские, огромные для неё. На ощупь приняла купюру.
— На дорогу. Повязку не снимай пока что.
Подтолкнув женщину к выходу, Петр покинул здание следом за ней. Огляделся еще раз, обогнул здание по узкой вычищенной дорожке и попал, как и полагалось по плану, на гостевой паркинг. Некоторые водители остались за рулем, окаменев от улыбки вууда. Одного из таких Петр вытряхнул с сиденья, предварительно изъяв брелок доступа. Усадил женщину на место пассажира. Получасом позже бросил машину в переулке близ площади Трех вокзалов.
— Благодать, под утро пробок нет, — сообщил он свое мнение.
Женщина стучала зубами, всхлипывала. За время поездки она пришла в себя настолько, чтобы вспомнить события ночи и осознать всю случайность выживания.
— Уедешь как можно дальше, — посоветовал Петр, вытаскивая женщину из теплого салона на улицу. — Поняла? Не вой. Хватило дури сунуться в логово к рабам исподья, так сама и выбирайся. Тоже мне... овечка.
Метро не работало. Бежать по темному городу было по-своему интересно. В стеклах витрин иногда отражался, проявляясь в плоскости, глаз вууда или мгновенный проблеск его чешуи. Руннар любил прогулки по столице. Принюхивался к людским снам, отставал, шало топтался на месте. Вдыхал, зараза такая, кошмары. Особенно он ценил страх разорения и ревность. Впрочем, о вкусах не спорят.
'Уазик' в старом кузове подмигнул хозяину, пару раз чихнул и бодро отозвался на поворот ключа характерным, дизельным звуком.
— Католическое Рождество вчера отметили те, кому положено, — сообщил самому себе Петр, выруливая с пустого паркинга перед торговым центром. — Это значит, быть мне изруганным и виноватым, а еще опоздавшим.