Восхищение

Бережной сглотнул, закашлял, прочищая горло, и начал вдруг торопливо, сбивчиво рассказывать про бесов. Страх перед матерью подгонял его, заставлял приукрашивать некоторые эпизоды, сочинять что-то несуществующее. Он рассказал про тьму перед глазами и рога, про танцы и неуязвимость. Про то, что по жизни Бережной счастливчик, всюду его преследует удача. Он почти бессмертен, почти супергерой.

Мама вроде бы улыбалась, но толком было не разобрать. Она подошла ближе, сложив ладони на животе – стала похожа на учительницу английского из школы, которая в такой позе слушала учеников, – и склонилась, заслонив собой пространство вокруг.

От страха Бережной запутался в своих историях, запнулся, сглотнул снова и рассказал о Вовке, которого оставил в колодце старой воинской части.

– Мам, я не вру! Я отдал его бесам. Спорим, в колодце уже никого не будет! Они забрали его. Мы обменялись! Это обмен такой! – Бережной даже обрадовался, что признался наконец. – Так ведь и происходит. Я отдаю людей, бесы кормятся и дают мне неуязвимость. Бережного бог бережет. Помнишь? Те парни, что меня избили. Они же были первыми. Они пропали. Помнишь?

Мама качала головой. Она не улыбалась. Это была гримаса то ли ужаса, то ли страха. Не верила. Тогда Бережной рассказал об остальных. Чтобы точно поверила. И о Марине тоже.

– Ты у меня психом вырос, – сказала мама. – Не удалось мне воспитать нормального. А теперь что мне с тобой делать?

Она склонилась еще ближе. Бережной почувствовал запах водки из ее рта, разглядел морщинки вокруг глаз, желтоватые синяки под глазами, трещинки на губах.

– Нет никаких бесов, – сказала мама. – Это мы с дядей Леней сделали так, чтобы те парни исчезли. Один, идиот, разбился насмерть, а двое других не успели слинять. Они же мелкие совсем были, как ты сейчас. Не умели играть во взрослую жизнь. Ленька перехватил их на лестничном пролете и заставил перетащить тело сюда, в квартиру. Хорошо, что это рабочий день был, повезло. Вот уж точно, нашу семью бог бережет.

– Сюда? – переспросил Бережной.

– Да. Мы оба перепугались. Тебя бы за убийство отправили в колонию. Пусть даже это была самозащита. Ленька сказал, никто не докажет, что ты не дрался, а защищался. Время было такое, девяностые, чтоб их…

– И что же вы сделали?

– Ленька убивал, потом разделывали, – пожала плечами мама, и от этого ее простого, небрежного движения Бережному вдруг захотелось закричать.

Мамина ладонь зажала ему губы.

– Я ради тебя старалась, идиот ты необразованный. Жизнь твою спасти хотела, шкурку вот эту жалкую. Ленька теперь что хочет со мной, то и делает, понимаешь? Что хочет! Потому что ему есть что рассказать. А ты? Что ты сделал для меня? Хорошо учишься? Нормально себя ведешь? Нет. Ты, идиот, возомнил себя бессмертным и людей убиваешь. Бесов выдумал, сказки сочинил. Да тебя за одно это в колонию отдать было не жалко. Жизнь мне испортил…

А ведь голос у нее так и остался тихим и спокойным. Темная прядь волос упала на лоб. Бережной задыхался от перегара и нехватки воздуха. Он сопел носом, но не решался пошевелиться. Никогда в жизни ему не было так страшно.

Он зажмурился, представил бесов – они затанцевали под музыку, что лилась из магнитофона.

Мама вернулась к кровати и подняла с нее топорик для рубки мяса, который обычно валялся в шкафчике на кухне.

С его широкого лезвия стекала и капала на ковер кровь.

– Надо тебя проучить, – сказала мама. Что-то с ее взглядом было не так. – Вышибить эту дурь. Я устала делать из тебя человека. Даже не знаю, какие еще способы опробовать. Вернусь к старому способу. Замету, так сказать, следы. А? Хорошая идея? Без Леньки, но с топориком. Как в прошлом.

Бережной даже не пытался закричать. Сначала он смотрел, как мама медленно идет к нему, держа топорик двумя руками, на взмахе. Потом он закрыл глаза и попросил бесов сделать его неуязвимым.

Он ведь отдал им Марину. Разве это не считается? Он был слишком хорош, чтобы умирать. Супергерои не умирают!

Бесы были настоящими. Они танцевали.

До того момента, пока острое лезвие топорика не вонзилось Бережному в плечо.

Сплетенница

1

Тетя Зина приходила по пятницам.

Они с мамой усаживались в кухне и за чашкой чая принимались обсуждать все на свете.

В первую очередь, конечно, разговор шел о соседях. Аленка, когда заходила за печеньем, а потом за йогуртом (и потом еще за какой-нибудь вкусняшкой, потому что у мамы в пятницу можно было выпросить что-нибудь совершенно экзотическое), слышала обрывки разговоров.

«…Антон этот, из сорок пятой! У него жена, рыженькая такая, щупленькая… уехала в командировку, а он привел сучку крашеную, длинноногую!»

«А Наталью из девяносто третьей видела? Купила новую машину. Она же училка, откуда такие деньги? Мужик к ней захаживать стал, такой, лысоватый, мерзкий, потный все время…»

«Пацану этому из двадцать седьмой уже сто раз говорили, чтобы на собаку намордник надел. Дождется, что ему ноги переломают, а пса отравят. У нас это умеют делать…»