Восход

По пути им встретилась пара автомобилей ООН, и они останавливались раз или два, чтобы захватить других солдат, которых нужно было подвезти. Наконец, когда стало светать, они добрались до Никосии, где всех высадили у казарм на окраине. Большинство солдат вошли внутрь, несколько направились в сторону центра города. Хусейн присоединился к последним. Похоже, они были плохо знакомы друг с другом. Хусейн держался позади всех, тщательно скрывая киприотский акцент, который мог бы его выдать. Из разговора он понял, что солдаты направляются в бордель. Какое-то время он шел вместе с ними, а потом отстал, сделав вид, что заинтересовался чем-то в витрине магазина, и выждал, пока они не скрылись из виду.

Хусейн совсем не знал Никосии. Бывал в столице раз или два в детстве, до того, как появилась Зеленая линия, и плохо помнил город. Даже в темноте было видно, какое разорение царит вокруг. Он беспокоился о родителях и брате, но найти безопасное место для Георгиу представлялось еще более трудным делом.

Хусейн бродил по городу, стараясь не попадаться на глаза снующим повсюду солдатам. Он так устал, что вынужден был устроиться на ночлег в темном дверном проеме. Только когда на следующее утро без пяти девять седой мужчина открыл жалюзи, Хусейн понял, что провел ночь на пороге часового магазина. Хозяин магазина не слишком удивился, когда его увидел. Город заполонили солдаты, и не было ничего странного в том, что один из них лежал, свернувшись калачиком, у него на пороге.

Когда жалюзи были подняты, Хусейн увидел в витрине сотни часов, выложенных аккуратными рядами. Они все казались ему одинаковыми — белые циферблаты с золотыми стрелками. У Хусейна никогда не было часов, и он не понимал, как можно выбрать из такого огромного количества одинаковых часов.

Дела у владельца магазина шли хорошо. Многие солдаты хотели купить часы. Он продавал марки, которых было не найти в Турции, и решил, что Хусейн один из таких клиентов.

— Входите, — пригласил он. — Здесь выбор еще больше.

Едва Хусейн переступил порог, его встретил бой часов. У каждых была своя мелодия. Несколько минут разговаривать было невозможно: казалось, целый оркестр ударных инструментов давал утренний концерт из отдельных нот. Бой закончился, и комната наполнилась тиканьем — настойчивым, хлопотливым и неумолимым.

— Я уже привык и не обращаю на них внимания, — усмехнулся часовщик, понимая, как должен себя чувствовать молодой человек. — Если бы обращал, давно бы свихнулся. — Он был хорошим продавцом и не торопил покупателей. — Если хотите взглянуть на что-нибудь поближе, только скажите… Кофе не желаете?

Хусейн кивнул.

Рано или поздно ему придется задать вопрос.

Часовщик вышел на улицу и подозвал мальчишку, который болтался возле кафе на другой стороне улицы. Спустя несколько минут тот появился с висящим на цепочке подносом, на котором стояли две чашечки кофе. Часовщик знал: кофе помогает покупателю настроиться на деловой лад.

— Откуда вы? — вежливо поинтересовался он, отхлебывая кофе.

— Так, недалеко отсюда, — ответил Хусейн расплывчато. — С побережья.

Он надеялся, что часовщик решит, будто он имел в виду Мерсин, порт на турецком побережье, откуда был отправлен десант на Кипр. Хозяин магазина кивнул и стал заводить часы — одни вручную, другие ключом. Работа требовала терпения и ловкости. Похоже, часовщик не был обделен обоими качествами.

— Подчас мне кажется, — начал он, — что у меня тут все время на свете!

Хусейн знал, что часовщик не раз повторял эту шутку, но все равно улыбнулся.

— А вы чините часы? — Он постарался поддержать разговор.

— Конечно, — ответил часовщик. — Вот сегодня как раз чиню. За ними должны вскоре прийти.

— Думаю, всегда находятся люди, у которых сломались часы.

— Но люди любят радовать себя новыми часами тоже, — сказал хозяин. — Солдаты вот тоже интересуются.

Хусейн подошел к шкафчику, где были выставлены дамские часы.

— Это скорее украшения, а не часы, — фыркнул часовщик.

Браслеты были из золота или платины, некоторые циферблаты украшены драгоценными камнями.

— Дамочки, которые носят такие, редко интересуются временем, — добавил хозяин магазина. — У них есть мужчины, чтобы напоминать о времени…

— Наверное, эти часы очень дорогие, — заметил Хусейн.

— Да уж. К тому же не помню, чтобы я продал за десять лет более четырех. Еще до того, как начались эти напасти. Сейчас торговля стала уже не та. Многие постоянные покупатели из турок-киприотов уехали с Кипра. А греки-киприоты сюда приходить не могут.

Хусейн знал: то, что он собирается сказать, потребует мужества, но пока часовщик был доброжелателен.

— Послушайте, я не турок, — сказал он, позабыв об акценте. — Я турок-киприот. И не могу позволить купить себе часы.

Часовщик замер и напрягся: подобные истории он слышал и раньше.

— Моя семья потеряла все, — продолжал Хусейн. — Осталось только это. — И он достал из кармана ожерелье.