Восход

Первый магазин, куда он зашел, был полностью обчищен. Осталось только несколько кусков мыла и соль. Во втором он обшарил каждую полку — безуспешно. Лишь на одной, в самой глубине, завалялись две банки анчоусов. Немудрено, что они остались незамеченными. Он сунул банки в карман. В следующем магазине обнаружил несколько банок нута и небольшой мешок, чтобы их унести. Хусейн увидел, что все сухие продукты — рис, бобы, мука и сахар — съедены. На их месте остался мышиный помет. «Восход» воистину был раем.

Хусейн заглянул еще в три или четыре магазина. Везде было одно и то же: кучи помета, обрывки бумаги и картона, оставшиеся от упаковок печенья и сахара. За два часа поисков ему удалось добыть только три банки томатной пасты и две банки сгущенного молока. Усталый и разочарованный, Хусейн вернулся на улицу Эльпиды.

Перешагнув через порог, он понял, что дома никого нет. Хусейн зажал нос пальцами — вонь стояла невыносимая. Он заглядывал в дом уже после того, как его разграбили солдаты, но спустя несколько месяцев все выглядело еще хуже.

Перекинув мешок с продуктами через плечо, он перешел на другую сторону улицы, где жили Георгиу.

— Родители наверху, — сообщил Василис.

Хусейн положил мешок с продуктами на стол в саду.

Из дома вышла Ирини.

— Что удалось найти? — поинтересовалась она, зная, что все голодны.

— Несколько банок, — ответил он. — Все забрали.

— Не сомневаюсь, из этого можно приготовить что-нибудь вкусное, — сказала она. — Неси в дом, ладно?

Ирини выкладывала одну банку за другой, читая этикетки. Некоторые банки были покрыты ржавчиной, но она знала, что их содержимое не пострадало.

— Ты видел наши травы?

Хусейн вежливо покачал головой.

— Они так выросли! — воскликнула Ирини, пытаясь изобразить радость. — Только взгляни на этот базилик! А майоран!

Вынув из раковины огромную охапку зелени, она протянула ему понюхать. Сочетание ароматов было дурманяще сладким и свежим.

Хусейн опустил лицо в травы, пытаясь скрыть чувства. Несколько часов назад, когда они покидали «Восход», он даже не мог поднять глаза на Ирини Георгиу. По ее лицу струились слезы. Ему тяжело было видеть ее горе. Он знал, что повинен в нем, и даже сознание того, что он защищался, не умаляло его вины. И вот она самоотверженно хлопочет на кухне и рассказывает ему, что вкусного собирается приготовить из этих скудных запасов.

Приготовление пищи было отдушиной для Ирини Георгиу. Но когда готовка заканчивалась, блюда съедались, а вся посуда до последнего ножа и вилки была убрана, ее снова охватывала печаль, которая ждала ее, как пальто на крючке на двери дожидается своего хозяина.

Хусейн вернул ей пучок трав, надеясь, что она не заметит, как у него увлажнились глаза.

— Из этого, этого и этого, — Ирини показывала на банки, — я могу приготовить тушеную фасоль. А еще у нас остался мед, поэтому вечером будет даже десерт. Ты молодец, мой мальчик!

Хусейн отвернулся. Она говорила с ним чуть ли не как с сыном! Это было невыносимо. Хусейн бросился наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

— Скажи своей маме, что через час ужин будет готов! — крикнула Ирини ему вслед. На втором этаже он чуть не упал в объятия матери.

— Канум, ты в порядке?

— Просто запыхался, мама, — ответил он. — Вот и все.

Эмин прижала сына к себе. Он украдкой смахнул слезу рукавом.

— Раздобыл кое-что из еды. Оставил внизу. Там кирия Георгиу готовит.

— Пойду ей помогу.

— Ей наверняка будет приятно, — произнес Хусейн, просто чтобы что-нибудь сказать.

— Кстати, забыла сказать — это квартира их сына Христоса, — добавила мать. — Если не хочешь спать в одной комнате с Мехметом, есть еще одна квартира наверху…

— Ты имеешь в виду квартиру Маркоса?!

До Эмин тотчас дошло, что она предложила.

— Буду спать на диване, — заявил Хусейн.

Когда все собрались за столом в квартире Ирини и Василиса, пришлось принести несколько стульев сверху — иначе они бы не уместились. Василакис сидел на коленях у отца, а малышка — у матери. Мехмета посадили на высокий детский стульчик.

Хусейн вызвался есть в саду, чтобы заодно наблюдать за происходящим. Теперь им надо было быть особенно осторожными.

Ирини принесла ему тарелку.

— Чувствуешь, они все еще пахнут? — улыбнулась она.

Хусейн нагнулся над тарелкой, и аромат трав ударил ему в нос.

— Да, чувствую, — ответил он. — Спасибо, кирия Георгиу.

Через пять минут его тарелка опустела.

Василис налил себе и Паникосу по стаканчику зивании.

— Стин ийя мас, — произнесли они, чокаясь.

Василис был рад, что вернулся домой. Он скучал по крепкой домашней выпивке. Коллекционное виски и французские коньяки в «Клер де Лун» ее заменить не могли. Все с жадностью набросились на еду.

Они привыкли к великолепию «Восхода», к фарфору, хрусталю и серебру, но домашняя обстановка с приглушенным светом, кружевной скатертью и слегка щербатыми тарелками была более привычной. За маленьким столом они практически касались друг друга локтями.