— Итак, граждане, — объявил Никишин громко, утвердительно, — мы решили замолот производить на трех молотилках. Завтра до обеда пустим одну, а после обеда еще две. Давайте наметим, кого куда.
И начали намечать, кого куда и чьих лошадей для этого взять.
Зажиточные ушли, ушел и Яков с Ефимом Панкратовичем. Остались комитетчики. Было уже сумеречно. Зажгли лампу.
— А куда солому? — спросил кто-то из членов комитета.
— Школе на топку, — ответил Никишин.
— Можно и нам идти? — спросил один. — А то бабы ругаться будут.
— Идите. Но завтра с утра ты, Егоров, ты, Ванюшин, и ты, Степкин, готовьте комбедовскую молотилку. Установите ее возле мельницы.
Мы долго еще совещались и очень устали.
В окна дул прохладный ветерок. С улицы донеслись звуки гармоники и песни на мордовском языке.
Вдруг раздался телефонный звонок. Никишин снял трубку, с силой подул в нее, потряс.
— Барсаевский волсовет… Да, это я, председатель… Здорόво, товарищ Боркин!.. Ничего, было совещание. Все уладилось хорошо… Проведем, проведем… Недели полторы?.. Нет, мы надумали замолот производить конными молотилками… А так вот. Дня на три, не больше… И в деревнях тоже будем. Там есть конные… Где нет, цепами… Наземов и Михалкин? Оба тут… Наземова? Сейчас.
И кивнул мне на телефон, передавая трубку.
— Что, соскучился? Никишин все тебе сказал… По десять снопов с десяти дворов… А там подсчитаем. Три молотилки… Слушаю, говори.
В дальнейшем я только поддакивал или говорил «нет».
А говорил он на понятном только нам языке. О том, что во время заседания уисполкома из Волчьего Врага привезли трех человек. Один из них председатель комитета бедноты, а два наши уездные уполномоченные — Бахтиаров и Красичков. Они сильно избиты. Волчий Враг, как и Поляны, эсеровская волость. Туда лучше не заявляться. В Волчьем Враге эсеров развел бывший председатель земской управы Тимошин, а в Полянах — Жильцев.
Жильцев-то и начал. Вместо того чтобы послать, как ему предлагал Шугаев, нескольких милиционеров в Волчий Враг и арестовать там кулаков, Жильцев поступил наоборот. Он раскричался, забегал из угла в угол и грозился арестовывать не кулаков, избивших уполномоченных, а председателей комитетов бедноты и продотрядчиков.
Жильцев сбросил с себя маску. Пошел в открытую. Напомнил о восстании левых эсеров в Москве, об организации бывших офицеров в Моршанске. Намекнул въявь, что и в нашем уезде скоро вспыхнет восстание и власть перейдет в руки подлинного народа.
— Пора добром сдать власть! — кричал Жильцев.
— Кому? Может быть, тебе? — перекричал его Шугаев. — Тебе, клоуну?
— За мной народ! — грохотал Жильцев, держась за бряцающую на колесиках саблю.
— Кулачье за тобой! — крикнул ему Боркин. — Ваш заговор известен. Твои молодчики пойдут в трибунал. Не пора ли и тебе к ним?
— Брындин, бери его!
— На стол револьвер! — прокричал Брындин и двинулся на Жильцева, который пятился к двери.
Вдруг Жильцев выхватил наган и выпалил в люстру. Огонь погас.
— Это для начала! — взвизгнул он и исчез через соседнюю комнату…
— Петр, — продолжал Иван Павлович, — на всякий случай будьте с Михалкиным наготове. Там, в Барсаевке, числится отряд ЧОНа. Чтобы все были начеку. Установите дежурство. В случае чего, ждите звонка. Если начнется заваруха, то с вечера или перед утром. Жильцев пока скрылся. Будем его искать. Все!
Я повесил трубку, сел, молча закурил. У меня тряслись руки и, видимо, побледнело лицо.
— Что с тобой? — спросил Михалкин. — Случилось что-нибудь?
— Может случиться, друг.
И я вкратце передал Михалкину и Никишину наш разговор с Боркиным. Посвятил Никишина в раскрытый заговор, в закончившиеся допросы и в то, что все дело передано в губвоентрибунал.
Этой же ночью, выставив дежурных в помещении волости и отрядив пять подвод к волсовету, Никишин послал вестовых собрать отряд ЧОНа — часть особого назначения. Чоновцы явились быстро.
Были здесь и пожилые, и раненые, но уже поправившиеся, а больше всего молодежь. Все они прибыли с винтовками.
Никишин, начальник отряда ЧОНа, по-мордовски, а я по-русски объяснили им, в чем дело.
— Товарищи, — говорил Никишин, — будьте во всякое время готовы. Почистите винтовки. Пока никому ничего не говорить! Кулачья у нас хоть отбавляй. Левых и правых эсеров тоже.
— А как завтра с молотьбой? — спросил Егоров.
— Молотьба обязательна. Как расставлены силы, так и действовать.
— У меня брательник просится в отряд, — сказал Ванин.
— Надо принять. Пусть завтра придет, выдадим ему винтовку. Ты обучай его. Только без выстрелов.
— Знаю, я же был ефрейтором, — похвалился Ванин и расправил усы.
— Товарищ Никишин, по тревоге нам верхами на лошадях тронуться или на телегах?
— Тогда увидим. Может быть, верхом, а можно и на телегах. Ну, по домам. Завтра за работу. Может быть, в эти дни ничего не случится.
— Кто же враг? — спросил Егоров.
Отвечать взялся я. Мне это лучше известно…
Мы отпустили отряд. С ним пошел Никишин, а мы с Михалкиным решили пройти промяться — по улице до реки.
На улице так светло, хоть книгу читай. Вот какая луна!