Восход

Саввас отказывался оставлять надежды на свои проекты в Фамагусте, несмотря на то что жена к ним совершенно охладела.

Анна Франгос нянчилась с младшим ребенком, подхватившим дизентерию. По мере того как шло время, болезнь косила все больше людей. Афродити занималась ее старшими детьми – это отвлекало.

Семья Ёзкан провела первые сорок восемь часов в опустевшем городе. Они сидели в своем доме, в темноте, за плотно закрытыми ставнями, не теряя надежды, что Али вернется.

В основном они разговаривали. Больше делать было нечего.

– Если бы они не пытались сделать нас гражданами второго сорта, всего этого не случилось бы! – возмущался Халит.

– Но нельзя винить в этом всех греков-киприотов! – возражал Хусейн.

– С Афродити я этого никогда не чувствовала, – поддерживала сына Эмин.

– Но многие пытались. Иначе мы бы здесь не сидели.

– Халит, только некоторые нас преследовали, – говорила жена. – Но так часто бывает.

– Выходит, все расплачиваются за поступки немногих?

– Ну да. И греки, и турки-киприоты – мы все пострадали.

– Вечно ты все… – Халит Ёзкан повысил голос.

Ему было трудно принять взвешенные взгляды Эмин.

– Папа! Ш-ш-ш! – умолял его Хусейн.

Снова и снова они возвращались к вопросу, который вызывал ссору. Нужно ли было оставаться? Эмин не сдавала позиций.

– Можете уходить. Но только без меня, – повторяла она.

А в миле от них Маркос крался по опустевшему городу. Он вслушивался в малейший шорох, стремясь избежать столкновения с турецкими солдатами. Ступал бесшумно и прятался в дверных проемах, едва заслышав голоса.

Он двигался зигзагами: сначала по улице Еврипида, потом по улицам, названным в честь Софокла и Эсхила и напоминающим о былом порядке классического прошлого. Вообще, Фамагуста была дерзкой и самоуверенной, на улицах с именами античных философов и поэтов царил современный коммерческий дух. «Как это теперь нелепо смотрится», – думал Маркос, свернув за угол и оказавшись на улице Элевтерии – улице Свободы.

Широкие пустые улицы с шикарными универмагами и роскошными кафе выглядели призрачно. И хотя прошло совсем немного времени, с трудом верилось, что когда-то они были полны людей.

Повсюду видны следы мародерства. Разбитые витрины, из которых похитили драгоценности, голые манекены, с которых в спешке сорвали одежду. Это выглядело скорее как отдельные случаи грабежа, чем как организованный вывоз захваченной добычи.

Маркоса раздражало, что он вынужден красться по улицам, которые считал своими. Было впечатление, что город сдали практически без сопротивления.

Сегодня перед ним стояла задача раздобыть продукты. Их собственные припасы еще не закончились, но он хотел быть уверенным, что еды хватит на несколько дней. Когда он забрался в продуктовый магазин, под ногами захрустело битое стекло. Полки были заполнены, пустовали только те, где стояли пиво и спиртные напитки. Маркоса больше всего интересовало сгущенное молоко.

На подушке на сиденье у кассы осталась вмятина от внушительных ягодиц хозяйки магазина. Он вспомнил эту женщину – красивое лицо, пышные блестящие волосы, роскошная фигура. И хотя Маркос не был любителем такого типа женщин, заходя в магазин, он всегда задерживался на несколько минут, чтобы полюбезничать с хозяйкой. Ему нравились ее широкая улыбка и блеск золотого крестика в ложбинке между грудей.

Маркос взял пакеты, которые для удобства покупателей были сложены у кассы, и наполнил их десятками банок. Кому-кому, а Марии они точно пригодятся.

За пределами покинутого города число беженцев на дорогах продолжало расти. Говорили, что свыше двухсот тысяч греков-киприотов бросили свои дома. Тысячи турок-киприотов тоже покидали жилища, понимая, что их жизни грозит опасность, поскольку Национальная гвардия предпринимала акты возмездия за турецкое вторжение. Многие искали укрытия на британской базе в Эпископи на юге острова.

На базе в Декелии, где нашли пристанище Саввас и Афродити, условия становились хуже с каждым днем: беженцы все прибывали и прибывали, счет шел уже на тысячи. Но лагерь все еще оставался относительно безопасным местом. Когда до супругов Папагоста дошло известие, что в Никосии продолжаются кровопролитные бои, они поняли, что не скоро смогут вернуться туда.

Новые беженцы рассказали о событиях последних дней, имевших место в столице. Подозревая, что вторжение явилось результатом заговора США и Турции, огромная толпа пошла маршем протеста к американскому посольству и напала на посла. Многие киприоты впали в отчаяние.

– Когда уже прекратится эта внутренняя борьба! – негодовал Саввас. – Может, теперь ЭОКА-Б и сторонники Макариоса поймут, что у них общий враг.

– К чему лишние неприятности, когда остров расколот на две части? – поддакнул Франгос.

– А если они не могут друг с другом договориться, – продолжил Саввас, – как они собираются победить организованную армию?

– Бог его знает… – вздохнул Франгос. – Уверен, рано или поздно англичане пришлют помощь. Они побоятся потерять свои солидные инвестиции и не смогут закрывать глаза на то, что происходит. Кроме всего прочего, разве они не обязаны защищать нашу Конституцию?