Кастор не стал спрашивать, как она очутилась на ферме и зачем. Она ничего не стала объяснять, только взяла за руку и уверенно повела к дому для гостей. Кастор уже подозревал, зачем она здесь. Он подозревал, что народная полиция держит вот такие осиные гнезда, как эта ферма, под неусыпным наблюдением — что логично, — и что Делила не случайно оказалась здесь, и не случайно Кастору приказано было доставить прах старика Фенга. Наверное, она не хотела делить с Кастором постель, пока сын ее был дома. (Конечно, Кастор слишком много о себе думал, но, по крайней мере, насчет сына он не ошибся.)
Они подошли к гостевому домику, дверь бедно обставленной, тесной комнатки затворилась за ними, и Кастор, запинаясь, пробормотал:
— Ты ее арестуешь? Делила ответила ему смехом.
— Не говори глупостей. — Она повесила свои штатские брюки на вешалку, вытащила из сумки пижаму. — Мы присматриваем за этими юнцами, неумными детьми, но никого не арестовываем. Разве что кого-нибудь из них убьют — свои же, только поумнее. Ложись в постель.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Цзунг Делила не только саму себя поразила, но и очень на себя рассердилась. Инспектор народной полиции вступила в интимную связь с мужчиной намного моложе ее, моложе собственного сына! Какое унижение! И любовник ее, при всем прочем, был янки!
Но даже нещадно предаваясь самобичеванию, она из осторожности использовала фразу «интимная связь». Даже по утрам, во время приступов дурного настроения, бессильно присев у туалетного столика, глядя в зеркало, в собственные ненавистные глаза или на свое отражение в зеркальной двери ванной комнаты, не произносила она этого слова — «любовь». Любовь исключалась, полностью и окончательно.
Делила, о чем она частенько себе напоминала, была женщиной, сделавшей завидную карьеру и обладавшей значительной властью. Именно власть и карьера управляли ее жизнью, ее стремлениями, энергией, мыслями и так далее, и вовсе не какая-то там «любовь». Делила настойчиво убеждала себя, что, если Кастор так или иначе помешает удержать достигнутое или достичь большего, она без промедлений бросит его. Более того. Если нужно,
Поэтому, когда наутро Кастор с ухмылкой поинтересовался:
— Вот для чего ты всучила мне урну, получается. Чтобы мы продолжили отношения, несмотря на приезд твоего сына.
Делила сказала в ответ, тихо, но твердо:
— Присутствие сына меня стесняет, это правда. И мне удобнее было встретиться с тобой здесь, это тоже правда. Ни первое, ни второе особого значения не имеет.
— Очень хорошо, — сказал он, по-прежнему с усмешкой.
Ответ Делилу удовлетворил, усмешка — нет, поэтому она предпочла внимания на нее не обращать.
— Пойду-ка я поищу мой «цикл», — продолжил он. — Вернусь в «Небесное Зернышко»…
— Зачем? Фермеры без тебя его подберут.
— Пожалуй. Но мне еще на автобус в Новый Орлеан нужно поспеть. В этой деревне остановки нет.
— Автобус! — презрительно усмехнулась Делила. — Глупо трястись в автобусе. Ведь я возвращаюсь в город той же дорогой. Почти, — поправилась она. — Нужно заехать в обсерваторию, забрать материалы… Но ты ведь не против?
— Наоборот! — воскликнул Кастор, не скрывая удовольствия.
Делила почувствовала укол самолюбия. Зачем она так стелется перед мальчишкой? Зачем предложила подвезти в машине, если ходит автобус?
— Садись в машину! — приказала она и до самого поворота на обсерваторию молчала. Ей не давали покоя хмурые мысли. Конечно, если спишь с привлекательным молодым человеком, нет ничего плохого в том, чтобы оказать ему мелкую услугу, но…
Но как ни поверни, а чем дальше, тем труднее отделаться просто фразой «сексуальное притяжение». С визгом притормозив у обсерватории, она приказала Кастору:
— Жди меня здесь. И лучше всего — в машине. Если понадобится твоя помощь — я позову.
— Хорошо, Делила, — весело сказал Кастор, оглядывая площадку для парковки машин.
Делила знала, что он впервые оказался за оградой обсерватории, внутри ее территории. Этим, несомненно, объясняется его приподнятое настроение, но чем объяснить его небрежный тон? «Долила!» Вообразите себе! Одно дело — постель, где едва ли станешь требовать обращения по всей форме, вроде «инспектор народной полиции Цзунг», но совсем другое — обсерватория. Ведь охранники все видят и слышат. Нет, это уже наглость, или почти наглость. Предъявляя охраннику свое удостоверение, Делила решила, что мальчика пора проучить.
— Проходите, инспектор Цзунг, — разрешил сержант охраны.