За два месяца с Ладой произошло то, на что другим людям требуется не меньше десятилетия бурной жизни в период физической и моральной зрелости. Ее разум, который все время испытывал недостаток развития и некий информационный вакуум, сначала заполнил пустоту, затем действительно переполнился, как то и предсказывал Колышев, а затем… затем Лада вдруг потеряла счет времени, дни внезапно стали долгими и тягучими, ее все чаще мучила усталость, от которой иногда возникали тошнотворные спазмы, порой хотелось одного – просто лечь на землю и больше не вставать…
Она вдруг перестала принадлежать сама себе – внутренний мир Лады потускнел, стал блеклым, расплывчатым и нереальным, мысли о прошлом, ее стремление узнать, что с Антоном Петровичем, поправляется ли он… да и вообще, ее мироощущение, которое было присуще настоящей Ладе, медленно, но неотвратимо исчезало в туманной дымке забвения, она чувствовала, что теряется, становится чужой сама себе. Но уже не в ее силах было остановить начатый Колышевым процесс…
Лада не сломалась, она трансформировалась, изменилась до разительной неузнаваемости: исчез блеск ее глаз, изменилась речь, мимика словно бы забылась, а мышцы оцепенели, ее губы уже не могли вспомнить, каким движением нужно улыбаться, все, что она делала, происходило машинально, на уровне подсознания, потому что измученный информационным прессингом мозг отказывался работать как положено.
Наверное, поэтому выезд на полигон в окрестностях Гагачьего стал для нее желанной отдушиной – именно там, на огневом рубеже, всаживая пулю за пулей в бесконечную череду мишеней, она внезапно получила тайм-аут, постоянное давление на ее мозг со стороны обучающих программ исчезло, а предлагаемые тут физические нагрузки показались смешными по сравнению с тем жестким, доводящим до безумия прессингом, что приходилось ей испытывать в бункерах «Гага». Лада встрепенулась, ожила, воспряла душой… на какие-то мгновения, лишь затем, чтоб понять: она окончательно потерялась, заблудилась сама в себе и уже не может с точностью сказать, кто она, каковы ее желания, чего она хочет от жизни, в чем вообще смысл всего происходящего с нею и вокруг?..
Единственным человеком, который хоть как-то заполнял внезапно возникший вакуум общения, был Вадим Игоревич. Именно он ненавязчиво, понемногу начал напоминать Ладе ее прошлое, ту жизнь, которая была у нее до ранения…
Да она и сама вспоминала это. Смутно, отрывками, но само наличие этих воспоминаний уже не оставляло сомнений в их правдивости.
В общем-то воспоминания о прошлом оказались достаточно скупы и прямолинейны, она воевала где-то тут, на Кавказе, получила сильное ранение и, по счастью, попала в Подмосковье, в госпиталь, где практиковал Колышев. Он вытащил ее с того света, имплантировал ей множество внутренних протезов вместо раздробленных осколками костей, он сделал это вопреки воле своего начальства, и вот теперь Ладе предстояло доказать, что Вадим Игоревич был прав – победителей не судят, а она после его работы может снова вернуться в строй, вновь стать полноценным бойцом…
Да, она хотела этого… Больше, чем хотела. В том страшном, граничащем с безумием хаосе информации, что царил в ее голове, образ Вадима Игоревича оставался единственным ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ образом, в который она верила.
«Лада, чтобы вытащить тебя с того света, нам пришлось превратить часть твоих органов в механизмы… ТЫ РОБОТ. И ты должна доказать это, чтобы получить право жить дальше…» – эти слова Колышева накрепко засели в ее голове. Лада приняла их с видимым внешним равнодушием, но внутри они ощущались ею как заноза, доставляющая постоянную саднящую боль. Ты робот… Она не могла как-то реагировать на подобное утверждение, и не потому, что на это не было сил, а поскольку такое определение было ей чуждо в эмоциональном плане.
Возможно, виной была усталость, внутренняя пустота и отсутствие четких, логичных воспоминаний о прошлом… Ей предстояло узнать себя заново, но сначала она должна доказать свое право на дальнейшую жизнь…
Сейчас она сидела подле открытой рампы вертолета и слушала знакомый вой лопастей, разглядывая проносящуюся внизу «зеленку» через электронный прицел крупнокалиберного пулемета, ствол которого торчал наружу, косо уставившись вниз, где среди сливающегося в зеленые полосы кустарника мог мелькнуть силуэт «духа» с изготовленным к стрельбе «ЗРК»… Этот район Таджикистана все еще считался «горячей точкой», на территории которой никто не был застрахован от внезапного нападения, в том числе и низко летящий вертолет ВВС России.
Лада сидела, широко расставив ноги и упершись рифлеными подошвами высоких шнурованных ботинок в пол. Коробчатый пулеметный магазин с огрызком исчезавшей в казеннике ленты придавал ей чувство спокойной уверенности в себе, а косо опущенный к земле ствол, казалось, ждет не дождется, когда внизу мелькнет чья-нибудь тень.