Восход Красной Звезды

— Голоса слушал! — вынес вердикт Щелоков — Ты посмотри, Свет, какие комсомольцы у нас… Передовой отряд советской молодежи!

Помолчали.

— И, что теперь? Опять головой, будешь ручаться?

— Не буду — я пригладил шевелюру — Это время прошло. Леонид Ильич и Алексей Николаевич, внимательно слушали мои выкладки в Завидово. Согласились с песней «Мы — мир» и движением помощи африканским народам. Мы обсуждали, что у меня будет право доклада.

— Вить — это же не всерьез было! — развел руками Щелоков — Ну, какие аналитические записки? Тебе в школу ходить надо, учиться… Получишь аттестат — дверь любого института открыта. Хочешь по мидовской линии? Я позвоню в МИМО, без конкурса пройдешь.

Ага, очень нужно мне, в этот гадюшник — рассадник «золотой молодежи», которая будет сносить к хренам СССР с карты мира.

— Николай Анисимович — жена генерала, пристально посмотрела на меня — Вызывай фельдъегеря. Я, головой ручаюсь.

Вот это, чуйка у Светланы Владимировны! Просчитала меня, ситуацию… Снимаю шляпу. Как, все-таки, много зависит от женщин в политике. Их не видно, но это невидимость подводной части айсберга.

— Да, вы сговорились?!? — Щелоков ошарашено развел руками — Света, какой фельдъегерь — на дворе — ночь!

— И в рассылку, по отделам ЦК — припечатала генеральша — Только, поправь оформление, от руки.

* * *

Я забыл про советскую действительность, но она не забыла про меня. Ранее утро вторника, 9-го января. Сборы закончены, чемоданы упакованы, да так упакованы заботливой мамой, чтобы я мог удовлетворить любую свою потребность, не тратя дефицитную валюту — банки с тушенкой, икрой, батон сервелата, кипятильник с чаем, несколько комплектов матрешек в подарок итальянцам… Дед, активно принимает участие в подготовке внука к зарубежному визиту. Морально. «Не посрами, честь Родины», «Задайте там жару, итальянцам…». Волнуется. В программе передач ЦТ, уже фигурирует трансляция 13-го и 14-го января, фестиваля в Сан-Ремо. И вот, пора ехать в Шереметьево. Поднимаю трубку телефона. Пытаюсь дозвониться до такси. Глухо, как в танке. Ну, что мне мешало вчера вызвать «волгу» из гаража МВД, к которому мы прикреплены? Звонок в гараж. Длинные гудки. Шансы поймать на улице частника, в это время — минимальны. Хватаем чемоданы, бежим поскальзываясь, к метро. Оно, уже открыто. Доезжаем до Речного вокзала. От него, ходит автобус к Шереметьево, но… его, тоже, нет. Полчаса стоим, час. Вот так, рушатся наполеоновские планы. Рим, Нью-Йорк, «держи ты под пятой — удел конечен твой».

Спасение приходит в виде огромного крана, на базе КРАЗа, который останавливается в ответ на мою поднятую руку.

— Куда? — из окна выглядывает водитель.

— Шереметьево.

— Десятка.

Червонец, так черовнец, выбирать не приходится. Я неловко обнимаю деда, целую плачущую мать, закидываю чемодан и сам, с трудом втискиваюсь в кабину. Машу рукой. Мама уткнулась в полушубок деда. Сердце щемит.

По пути выясняется, что КРАЗ едет на стройку, к терминалу Шереметьево 2, который, должен быть сдан через год, к Олимпиаде. Водитель ругает начальство, план, повсеместное воровство стройматериалов… Проезжая окружную, машет рукой гаишнику.

— Знакомый?

— Вчера, документы проверял. Облава за облавой. Говорят, грузины бузят в Москве, какого-то министра убили. А гоняют нас. Был я, в этой Грузии, работал на строительстве Энгурской гидроэлектростанции. Слышал?

Я мотаю головой.

— И чего им не живется спокойно? Все, для них. Академия наук? Пожалуйста. Промышленность? Застроили всю республику. Кино? На. А, как не придешь на рынок — одни грузины с азерами. Мандарины по 5 рублей кило, апельсины — шесть, цветы бабе купить — десятку, за букет роз готовь. И куда, только, ОБХСС смотрит?

На этой оптимистичной ноте, водила высаживает меня у Шереметьево и, не прощаясь, уезжает. Когда перекладывая чемодан, из руки в руку, я появляюсь у табло вылета, ко мне кидается вся группа. Вижу встревоженные лица Клаймича, Веры, Лады, Татьяны Геннадьевны. Меня окружают ребята-охранники и музыканты. Пытаюсь сосчитать, все ли на месте, но меня в сторону отводят Леха с Альдоной.

— Чего опаздываешь? — прибалтка смотрит на меня замораживающим взглядом.

— Мне приятно, что ты за меня переживаешь — я снимаю плащ и перекидываю его через руку. Как же я в нем намерзся, пока ждали автобуса, но не ехать же в Италию, в советском пальто или шубе! Красота от Шпильмана — требует жертв.

— Это, Борис — Леха мрачен и угрюм. Глаза красные, не выспавшиеся. Всю ночь, дежурили по пустырям — Авиамоторная, у гаражей.

Ищу взглядом Бориса. Чернявый, подвижный парень, с модной длинной прической. Стоит, шутит с другими музыкантами. Вокруг кофры с инструментами, чемоданы. Внутри, сжимается спираль ярости.

— Григорий Давыдович — на мой рык все оборачиваются, вижу округлившиеся глаза Веры.

— Да, Виктор — подскакивает ко мне Клаймич.

— Паспорта, пожалуйста.