Восход памяти

Марианна послушно погрузилась в воспоминания, сосредоточив мысли на живописном коттедже, который ей довелось видеть на фото и мельком вблизи. Затем она, подобно творцу, вдохнула в него жизнь, наполнив пробудившимися ощущениями прошлого – образами жутких кукол с пустыми глазами, наряженных в красные кафтаны, вместе с невыносимым осознанием их восковой мертвенности, и Константина с его утонченной наружностью, опасной непредсказуемостью и сумасшедшими идеями. И мозаика из разрозненных обрывков деталей эмпирической памяти нечаянно сама собой сложилась. Марианна наблюдала видеоряд, словно взятый из фильмов Федерико Феллини – многослойные кадры лесопарковой зоны, опавшей листвы неестественно ярких тонов, вековых сосен, чересчур огромных, выводили на передний план фасад коттеджа – гротескно роскошный экстерьер, за которым незримый оператор вытаскивал на свет неожиданно скудное убранство внутренних помещений. Будто глядя в объективы двух камер одновременно, девушка видела и Константина – неправдоподобно красивого, идущего к выходу из здания, – и фигурки Элизиума, преувеличенно громко звенящие в рюкзаке Степана, спешно покидавшего дом через черную лестницу. Марианна воскрешала из памяти чувств образы – сплошь кричащие, гротескные, – все в них казалось чересчур, но все эти несуразные преувеличения, тем не менее, не мешали воспринимать основную линию картины, неотрывно слушать, смотреть.

К назначенному времени коттедж наполнился людьми – как и ожидалось, одна молодежь. Улыбки на лицах, трепетный восторг – а как иначе? Фанаты, преисполненные радостного волнения, предвкушали долгожданную встречу с кумиром. Преследуемый зловредным пауком, Пашка Конев тоже был среди них, в самой гуще толпы.

Не обошлось и без знакомых Марианне лиц: человек в черной униформе, подозрительно напоминавший мордоворота-охранника из психлечебницы доктора Мансурова, дежурил у распахнутых навстречу неустанно пребывавшим гостям дверей, выполняя роль швейцара, а заодно и билетера. Если вспомнить о его выкрутасах в лечебнице, не говоря уже о достопамятной сцене его «убийства», было забавно и в то же время жутко наблюдать, как он стоит в добром здравии, приветствуя посетителей, заискивающе улыбаясь, и терпеливо сканирует штрих-коды на приглашениях. «Любопытно, как Константин миновал его… Неужто не испугался? Или, на счастье, его билет сканировал кто-то другой?» – подумала Марианна.

Стоило ей подумать, как внимание сменило ракурс, и перед взором изумленной девушки возник тот самый момент, когда Константин со Степаном, первые из гостей, проходили через стеклянные двери. Как выяснилось, киномеханик маршрутки по заказу зрителя с готовностью выполнял функцию перемотки назад. Обратная перемотка тут же дала ответ на занимавший девушку вопрос, а ответ озадачил еще больше: когда двери коттеджа открылись перед первыми гостями, вход оказался абсолютно свободен: ни охраны, ни швейцара – никого поблизости не было. Это странное обстоятельство наводило на нехорошие мысли, но в отсутствие аргументированной опоры, подозрения так и остались подозрениями, не более того. Марианна не смела позволить себе роскошь зациклиться на них и сместила вектор внимания на настоящее.

И как нельзя кстати: Константин, собравшийся покинуть коттедж (скорее всего, Степан дал знать, что статуэтки Элизиума у него), вдруг резко остановился – приметил все-таки охранника-ворону, рванул в сторону, спрятавшись за чью-то спину, так же быстро развернулся и двинулся в противоположном выходу направлении, вперившись потухшим взглядом в гигантский экран, на котором один за другим транслировались клипы МС Рад-Х. Положение выходило скверное – охранник-ворона прочно оккупировал выход, впуская всех, не выпуская никого. Это значило, что Константин безнадежно застрял в коттедже.

Константин, смирившись с неизбежностью остаться, пустился в размышления. Он не мог отделаться от свербящего чувства, что его все время водят за нос. Почему у них со Степой никто не спросил приглашений? Странно, что на входе никто не стоял. Слишком уж гладко Степе удалось выкрасть статуэтки. Уж больно просто все. Константин ничего не имел против легкого разрешения задач, но только не когда к кажущейся простоте примешивалось назойливой чувство противоестественности происходящего. Его не покидало ощущение тотальной потасовки во всем – вплоть до мелочей в интерьере: кое-как прибитые плинтуса, везде понатыканы розетки, а мебели никакой, кругом голые стены да приткнувшиеся к ним парочка стеллажей – совершенно пустых; при всей респектабельности фасада в коттедже не наблюдалось ни одного кондиционера, батареи тоже отсутствовали – коттедж явно не был приспособлен для проживания – словом, предназначался не для людей. Все походило на состряпанные на скорую руку театральные декорации. Зачем тратиться на ненужное? Вихрь скупился, да к тому же заметно халтурил. «Да и форточки повсюду открытые – это в ноябре-то!» – недоумевал Константин.