Восход памяти

– Не нравится мне твое настроение сегодня. Ты будто не здесь, не со мной, – обеспокоенно произнес Константин.

Марианна улыбнулась, тронув его ладонь:

– Не бери в голову! Это всего лишь мысли. Погода меняется, ветром навеяло. Знаешь, мне вдруг вспомнился стих, из тех, что я давным-давно посылала в газету…

– Которые отказались печатать? Не стихи, а эмоции – так сказали они?

– Верно. Так вот, среди них был один, я написала его, в который раз перечитав «Мастера и Маргариту», под впечатлением глав о Понтии Пилате. Я и в самом деле написала его на одних эмоциях за пять минут, сама потом долго думала, не сознавая смысл того, что выплеснулось на бумагу. Думала… А поняла только сейчас, здесь, сидя в твоей машине и глядя на грозовую тучу, деревья, гнущиеся под порывами ветра, на мир за окном.

– Можешь прочитать стих? – спросил Константин.

– Ты точно этого хочешь? Только, чур, не смеяться!

– Обещаю – смеяться не буду!

Константин приложил руку к сердцу.

– Ладно, тогда слушай.

Марианна сделала глубокий вдох и принялась читать, вырывая из памяти строки:

Неспешно ты пройдешь по коридору
У колоннады Ирода дворца.
В фонтане слез убитого пророка
Умоешь руки, с тяжестью дыша.

Первосвященник, приговор и подпись.

Не знает дрожи твердая рука.
Не пощадит твой сон отныне боле
От боли страждущая голова.

И мчат на волю бешеные мысли

В молниеносном зареве костров.
Хватило б слова, лишь услышать слово,
Что трусость – самый страшный из грехов.

Вдали грохочет ненавистный город.

Безмолвная, безликая толпа.
Печальная вдали бредет когорта
К подножию кровавого холма.

Я, как и ты, смотрю на этот город.

Я не хочу смотреть, но все же вижу.
Все то, что сильно так тогда любила,
Все то теперь так сильно ненавижу!

– Мне нравится, – сказал Константин.

Марианна знала, что с тем же успехом она могла прочитать незамысловатый детский стишок – ответ был бы тем же.

– Пилат умывает руки. Для меня все ясно.

– Но что он смывает с рук?

Константин озадаченно посмотрел на невесту, уже с неким оттенком профессионального интереса.

– Мир! – возбужденно произнесла Марианна. – Он смывает лицемерие и ложь, все дурное этого мира, весь налет из зависти, корысти, осуждения, жестокости, несправедливости. Он не желает иметь с миром ничего общего! Он посылает мир к черту! – Марианна излила весь поток слов на одном дыхании и, тотчас расслабившись, откинулась на спинку сиденья.

Буря за окном, грозившая вот-вот начаться, так и не разразилась. Туча ушла, гонимая ветром за горизонт. Весеннее солнце выглянуло из-за облаков, и снова стало тихо и светло. Прошлое, которого не было, мимолетным призраком коснувшись души Марианны, исчезло следом за фиолетовой тучей. И в душе девушки вновь стало тихо и светло. Мелодия, напоминавшая морской бриз, доносилась из колонок магнитолы. Марианна ощутила приятную усталость. Она сомкнула глаза, падая в сон.

Мелодия морского бриза, ненавязчиво влившись в сновидение, превратилась в песню моря. Перламутровые волны качали парусник, и паруса были белее снега, и попутный ветер раздувал их, унося с собой в необозримую даль. За штурвалом стояла девочка. Ее обласканные солнцем рыжие кудри переливались огнем. Задорная улыбка сияла на веснушчатом лице, и улыбка эта предназначалась Марианне. Марианна знала – девочка бежала от Смерти, знала, что теперь девочка свободна. Ей удалось сбежать, стать невидимой для Смерти и для жизни, одинаково недосягаемой как для чудища из недр земли, так и для унылого застенка ржавой маршрутки, покоящейся посреди безлюдной пустыни. Девочка улыбалась Марианне, давая знать, что путь ее окончен и все у нее ладно, все хорошо. И в знании этом Марианна обретала покой. Ведь свобода девочки, чье лицо обдувает легкий бриз, гуляющий средь перламутровых волн бескрайнего моря, той, что улыбается, глядя ветру в лицо, для Марианны важнее всего на свете, важнее и куда реальнее того, что происходит с ней самой, гораздо значительнее и правдивее того, что видится ей за окнами летящего по автостраде авто.