И ядовитый мусор прошлого, не выстояв под напором воли, разъедал сам себя, постепенно исчезая, он освобождал дорогу чистому свету – лучу, дыханию безграничной свободы, лучу, способному заполнить образовавшийся вакуум, изменить сюжет. Луч давал свободу, стоя на высокой скале, прыгнуть в пропасть, но только так, чтобы прыжок этот никогда не заканчивался, чтобы не было ему конца, а значит, и ни Гидры, ни
Память о Силе воскресила бьющую через край энергию, коей обладал
Стоило Марианне послать мир к черту, как он лег к ее ногам…
По московским улицам гуляла весна. Цвели ландыши, распускалась сирень. Безоблачное небо разливало ласкающий крыши домов солнечный свет. В кафе открылись летние веранды, и Марианна с Константином сидели за уютным столиком, попивая ароматный латте.
Счастье гремело из колонок проносившихся мимо автомобилей, витало в воздухе, с теплым ветром донося свежие ароматы листвы и распускавшихся цветов, играло солнечными бликами на витринах магазинов и стеклах домов, читалось в сиянии улыбок мужчины и женщины, сидевших бок о бок на летней веранде, смотревших глаза в глаза. Он говорил что-то об экспериментальных исследованиях аппарата – акустического луча интерференционной картины, называя его сокращенно АЛИК, – о бывшем психиатре, страдающем каким-то расстройством шизоидного спектра, которого Константин взял на попечение и которого планировал излечить от ментального недуга благодаря чудесным свойствам луча, способного корректировать память. Отчего-то девушка сразу запомнила имя пациента, хотя оно было не из легких: Тимур Сардокович – так звали его. Марианне на миг показалось, что она уже где-то слышала это имя, и образ пригрезился наяву: низкорослый мужчина с темными усиками, который имеет скверную привычку при разговоре прищуривать левый глаз.
Но все это было не важно, когда сердце пело, гуляя под руку с весной, и молодой привлекательный ученый, Константин, жених, без пяти минут муж, смотрел на нее с обожанием. И не имело значения, о чем он при этом говорил, когда в каждом вдохе, движении, улыбке темных глаз жила любовь.
Взгляд Марианны переместился на тротуар: группа цыган – женщины в платках пестрой расцветки под руку с чумазыми детьми – прошествовала мимо. К сердцу девушки подкрался холодок, по спине забегали мурашки. Грозовое облако нависло над городом, лицо Марианны накрыла тень.
– Что с тобой? – поинтересовался Константин, подметив, как изменилось ее настроение.
– Ничего, так просто, – рассеянно отвечала девушка. – День какой-то странный. Какое сегодня число?
– Двадцать девятое.
– Двадцать девять… – повторила Марианна. – Не люблю это число. Оно кажется мне несчастливым.
Константин снисходительно улыбнулся, взяв ее за руку. Он мог ничего не говорить – Марианна и так прекрасно знала, как он относится к магии чисел и всякого рода суевериям.
Она посмотрела вверх, сосредоточенно сверля взглядом тучу. Поднялся ветер, и плетеная салфетница повалилась со стола, перекатываясь по дощатому полу веранды, пока не исчезла из виду за бетонным столбиком цветочной клумбы.
– И ветер… – задумчиво произнесла Марианна.
– Что, прости?
– Ветер… тоже не люблю, – сказала она, будто впервые это осознав.
Пора было уезжать. Возле столика стояла инвалидная коляска. Константин помог Марианне расположиться, и они двинулись вниз по тротуару к припаркованному на стоянке «форду».
Несколько лет назад с Марианной произошел несчастный случай. Водителю, который ее вез, стало плохо – сердечный приступ, автомобиль потерял управление и врезался в столб. В результате аварии у девушки отнялись ноги. С тех пор она побаивалась ездить в автомобиле, но в ее положении без машины никуда. Она успокаивала себя тем, что это не навсегда – физио- и электротерапия уже давали ощутимый эффект, вскоре она должна встать на ноги. «Как только смогу передвигаться самостоятельно – пересяду на велосипед» – так решила она, зная, что и это, и другие ее желания непременно сбудутся, потому что за окнами май и в сердце весна.
Но в тот самый момент, когда Марианна устраивалась в салоне сребристого «форда», глядя из окна авто, как сгущаются тучи, их фиолетовый окрас вызывал странную меланхолию. Потаенная грусть завладела сердцем. И само небо подхватило настрой души, отозвавшись гулким раскатом грома.
– Похоже, надвигается буря, и нешуточная, – сказал Константин, заводя двигатель.
– Вряд ли, – промолвила Марианна, поглядывая в окно, – я видала бури и посильнее, – сказала, сама не ведая, что за бурю имела в виду.