Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана)

Он бежал так, точно в молодости — длинными прыжками. Под ногами мелькали какие-то доски, консервные банки, помятые котелки, каски, ржавая проволока, обрывки газет…

Над самой траншеей, слева, уголком глаза он заметил автоматчика в темной каске с рожками. Фашист припал к бугорку бруствера, ствол автомата вздрагивал мелкой частой дрожью, на кончике его хищно трепетал красный огонек.

Мерган видел все это отчетливо, но словно в немом и замедленном кино. Одновременно он видел и облака над лесом, и почерневшие губы вестового, и свежую царапину на щеке у фашиста, — он видел все и не видел ничего, кроме дрожащей красной бабочки на стволе автомата… Ее надо снять, затушить, — эта мысль заполнила его целиком, без остатка. Он — о, господи, как медленно поднимается рука! — занес руку, граната неторопливо закувыркалась в воздухе, немец исчез в коротком, светлом пламени…

Мерган спрыгнул в траншею и поразился наступившей тишине, — слышно, как скользит по стенкам потревоженный песок. Траншея была чистенькая, еще необжитая — видать, немцы заняли ее только накануне, когда их столкнули с первой линии обороны, а эти траншей были подготовлены давно — вон обшивка подгнила, и пахнет здесь только землей и полынью.

Задевая локтями кое-где обвалившиеся стенки и высоко, точно застоявшимся конь, вскидывая ноги, он устремился вдоль по траншее в полной уверенности, что она пуста. И когда столкнулся с фрицем, вернее — тот с разбегу влепился лбом в его грудь, в первое мгновение принял немца за своего. Но запах… запах! От немца так резко и так сразу пахнуло чужим, что в следующее мгновение Мерган ухватился, за чужой автомат и ударил врага коленкой в пах.

Фриц согнулся, утробно замычал, но — здоровый гад! — автомата не выпустил, лишь отлетел на длину ремня и мергановой руки. Мерган рванул его на себя и вновь ударил в то же самое место, но теперь носком кирзового сапога.

Тут ремень оторвался от автомата и фриц — в животе у него глухо чмокнуло что-то — отлетел шага на четыре, влепился спиной в стенку траншеи. Автомат его остался в руке у Мергана.

Где-то далеко, у села, торопливо застучал наш пулемёт, захлопали ручные гранаты, еще дальше — тоненько закричали "ура-а-а!". А перед Мерганом тяжело дышал фриц.

Хорош детина! На голову ниже, но широкоплеч, кряжист. Иптсрсспо, почему он без каски? А рыжий какой, мама родная! Кудрявый. Волосы у немца жестко курчавились, длинный, белый, с горбинкой нос был чужим на круглом, мясистом, с многочисленными красными прожилками лице.

Серые круглые глаза немца настороженно следили за Мерганом — даже не моргнет бандюга, и страха в глазах нет…

И вдруг лицо немца показалось ему удивительно знакомым. Где совсем недавно видел он эти жесткие рыжие кудри, нос с горбинкой, круглое, мясистое лицо, крепкую шею? Очень знакомое лицо. Чье? Господи, так ведь Барчук! Но час назад, перед атакой, он видел Барчука в нашей, советской форме!

Додумать Мерган не успел. Немец резко, всем телом, качнулся влево, пригнувшись, рванулся вперед, выхватывая нож. Автоматы выпали из рук — все равно не успеть. Не успеть! Мерган резко попятился по траншее, а нож — уже вот он перед глазами. И тут в сознании, как в полусне, глухо раздался гортанный, сипловатый голос: "Лэвой рукой перехватывай запясть, а правой — чуть выше локтя, и круты разный старана. Если эта рука нэ вылэтит из плэч — плюй мне в лицо, дарагой!"

Господи, как давно это было! Двадцать восьмой год, курд Каримхап… Учеба приемам рукопашной схватки.

Немец прыгнул — и дикий вопль потряс траншею… Нож бессильно упал в песок, немец захрипел, поверженный, а Мерган, вытирая холодный пот, дал себе слово: если останется жив, отыскать могилу Каримхана.

За поворотом в траншее послышался топот множества ног. Мерган торопливо подхватил автомат и рванул на себя рукоятку затвора…

— Свои! Товарищ старший лейтенант! Живы!

Круглое лицо Коваленко сияло улыбкой.

— Товарищ старший лейтенант! Траншея полностью очищена!

— Вольно! Вытащите этого фрица наверх — кажется, живой еще. Одного не оставлять!

Дальше Мерган ничего не сказал, но про себя подумал: "Если не сам Барчук, то, может быть, его брат? Чужие люди не могут быть так похожи".

Он выскочил из траншеи. Через несколько минут взвод собрался. Разглядывали фашиста. Немец приподнялся, сел, поддерживая ладонью левой руки правое предплечье, скривился от боли. Лицо его в этот момент стало настолько похожим на лицо командира роты, что тот самый шустренький солдатик, который три дня назад сопровождал Мергана, не выдержал и закричал:

— Братцы, так ведь это же наш ротный! Точная копия!

Солдатик удивленно пробежал глазами по лицам своих товарищей и вдруг натолкнулся на горящий взгляд настоящего Барчука, а не пленного. Когда тот подошел, никто не заметил. Солдатик ойкнул и живо шмыгнул за спины.

Теперь и немец смотрел только на Барчука. Очевидно, и он был поражен небывалым сходством.

Барчук обвел взглядом солдат.

— Коваленко!..

— Я.

— А ну, спроси: был ли его отец хоть раз в России, а если был, то не заезжал ли в город Челябинск?