Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана)

Старик прошел на террасу. Там жена возилась со стиркой. В свой дом он привел ее вдовую, лет двадцать назад, когда Муроду шел уже седьмой год. Своих детей у нее тогда не было, и она сумела заменить мальчику умершую мать.

— Достань, мать, мне чистую одежду. Съезжу-ка я в Душанбе.

— Что это взбрело в голову? На дворе холодина, плюнешь — слюна на лету замерзает…

— Сын звонил, просил срочно приехать.

— Никак случилось что?. — с беспокойством спросила женщина.

— Не знаю, мать… Ты поторопись, а я в кладовку схожу. Неудобно с пустыми руками ехать.

Женщина, оставив корыто, скрылась в комнате, а он, прихватив на кухне корзину, направился в сарайчик.

Там в двух ящиках из-под чая хранились в песке яблоки, а под самым потолком, на балке, висели аккуратно подвязанные гроздья винограда. Все это припасалось на всякий случай.

Устлав дно корзины сухой травой, старик снял в одном из ящиков верхний слой песка, выбрал из него два ряда крупных плодов, обтирая каждое яблоко, уложил в корзину. Потом нашел пустой ящик, перевернул его вверх дном, взобрался на него и осторожно снял несколько гроздьев винограда. Кажется, все. Пошел на кухню, взял скатерть, накрыл корзину и осторожно, чтобы не подавить ягоды, вправил края непослушной домотканной материи в корзину.

Постоял и, вспомнив что-то, вернулся в кладовку, снова взгромоздился на ящик, снял с балки дыню, перевязанную крест-накрест бечевкой, вынес к свету, и внимательно осмотрел ее. У самой плодоножки темнело пятнышко.

"Ничего, отвезу. Где сейчас, на исходе зимы, найдешь целую дыню!"

Вскоре с корзиной и дыней в своем выходном наряде он стоял за воротами, высматривая машину. Ждать пришлось долго. Потеряв было надежду, он хотел уже вернуться в дом, но как раз в это время вдали показался грузовик. Он двигался медленно, подгребая снег обвязанными цепью колесами.

"Вот все и улаживается", — воспрянув духом, подумал старик. Он поднял руку — машина остановилась. В человеке за рулем старик узнал дальнего родственника.

— Куда путь держишь, Рашид?

— В Хайрабад, за грузом. С утра ремонтировался, вот управился только.

— Возьми меня с собой, сынок. В город еду, Мурод вызывает.

— Рад бы, да я не один. Соседка вот, — Рашид мотнул головой внутрь кабины. — У нее в Хайрабаде сын женится, на свадьбу торопится.

Словно в подтверждение сказанному из-за спины шофера высунулось лицо старушки. Не хотелось верить, что рухнула последняя надежда. Старик растерялся, не зная, что делать. Затем решительно сказал:

— Поеду в кузове.

Рашид улыбнулся.

— Холодно там, замерзнете.

— Все равно надо ехать.

Видя, что старика не отговорись, Рашид взял у него дыню, сунул ее в кабину, потом полез в кузов, чтобы устроить пассажира. Развернув какой-то ящик, он достал из него брезент.

— Садитесь сюда, здесь не так дует, а будет холодно — вот прикройтесь… Хорошо, что у вас валенки.

Рашид спрыгнул на землю, влез в кабину. Машина тронулась.

На зимних дорогах не разгонишься, а когда начался подъем, на Шеронов холм, машина буквально ползла, переваливаясь на ухабах, с трудом разворачиваясь на крутых поворотах. Старик не находил опоры, и его раскачивало, трясло, подбрасывало. Рев мотора и глухие удары цепей отдавались в ушах сплошным утомительным грохотом-ревом. В глазах рябило от монотонного чередования валунов, откосов, заснеженных оврагов. Зато с высоты хорошо виден был кишлак, оставшийся у подножия холма.

Старик смотрел на беспорядочно разбросанные дворы, на причудливые очертания садов и огородов, и мысли его переплетались так же беспорядочно и причудливо. Думалось ему о дороге, которую он знал до последнего изгиба, о нелегкой шоферской доле, о том, что будет, если вдруг испортится машина. А потом, он и сам не заметил когда, всплыло из памяти лицо Мурода.

Вспомнился последили приезд сына. Было это позапрошлой осенью. Уже шли дожди, и подступали первые холода. Старика, как всегда в такую пору, донимал ревматизм. Превозмогая боль в ногах, он колол на кухне дрова. Все раздражало его в тот день, и даже неизменные мысли о сыне были желчные, горькие. Он давно убедил себя, что жилось бы ему куда легче, будь Мурод рядом. Вроде бы и умный он, а вот не думает о старых родителях. Отдаст отец богу душу — и попрощаться не сможет, не понесет на плече одну из ручек погребальных носилок. Пока узнает, пока доберется из Душанбе, люди уже засыплют тело землей… Для того ли растил он сына, чтобы выпустить его ветром в поле?! Сам он немногого добился в жизни, и теперь все свои планы связывал с Муродом. Когда тот еще учился, старик мечтал: вот встанет сын на ноги, вернется под отчий кров, и тогда можно будет хоть на старости отдохнуть, снять с плеч груз житейских забот.

Так думал он, раскалывая дрова, пока не раздался ошалелый крик дочери:

— Брат приехал, брат!

Бросив работу, старик поспешил во двор.

Сын был с невесткой, оба молодые, стройные, нарядные. Лица их светились радостью.