Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана)

— Мне это без разницы, — сигареты, папиросы, — я в этом деле не разбираюсь… — улыбнулась она.

Размяв сигарету, он с наслаждением затянулся, а Назипа между тем снова наполнила стаканы.

— Это мне много, наверно? — сказал Тураш.

— Ерунда, — успокоила Назипа.

Тураш снова выпил и машинально взялся за козырек фуражки.

— Во-во, — одобрила Назипа. — Давно пора было снять…

Чуть по сказала "свой плешивый картуз", да вовремя остановилась, но захотела обижать. Тураш поерзал-поёрзал и вдруг решительно кинул фуражку на пол.

— Так-то оно лучше, — одобрила Назина. В другое время она, намекая на лысину, непременно бы съязвила: "Ну вот и в доме светлее стало". Но сейчас, конечно, не время было для таких шуток.

Тураш заметно опьянел. Лицо покрылось пятнами. Порозовела и Назипа. Села к нему поближе, загрустила.

— Назипа, а как ты думаешь, почему она ушла?

Женщина обозлилась: "Не мужик, а тряпка. Все "почему" да "почему"…

— Потому, что — плешивый, — сухо обронила она. — А девушки не любят плешивых.

— Почему, ты сказала? — напрягся Тураш.

— Ой, господи! Почему-почему… По кочану! — захохотала вдова.

Плечи Тураша поникли. Назипа оглядела его всего, жалкого, понурого, и что-то кольнуло ее в сердце. "Зря я так с ним, — подумала она. — И без того ему сейчас несладко… Приласкать лучше". И положила руку ему на плечо.

— Нельзя, Турашжан, нельзя из-за бабы убиваться. — Она гладила его по плечу, по спине. — Да ты посмотри на себя — ты ж вон какой здоровенный! Ты же не парень, а загляденье, самый сильный джигит в ауле. Вот и возьми да притащи всем на зло самую красивую девку из района…

У Тураша кружилась голова, и лесть Назипы плохо доходила до сознания.

— Давай водки еще, хочу быть пьяным, — сказал он.

— Ты не пей больше, не надо, — испугалась вдова.

— Наливай!

Назипа взяла стакан Тураша.

— И себе тоже.

— Ой, мне больше нельзя…

Тураш взял в руки грубоватую ладонь женщины.

— Ну, давай, чего ты…

Та исподлобья глянула на него.

— Ну, если только чуть-чуть, ладно?

— Ладно.

Звякнули стаканы. Тураш снова закурил, а Навипа вышла подогреть чайник.

Тураш сидел все в той же неудобной позе, привалившись к стене. Глаза его были закрыты, лицо побледнело, стало совсем бескровным. Он съежился, сник, при электрическом свете ослепительно сияла его лысина.

"Не любят, говорит, плешивых. Ну-ну! Так что же — взять веревку да пойти повеситься? На кой мне такая жизнь, если шапку с головы снять не могу? Вся жизнь, считай, в насмешках да подковырках прошла…

"Жанна… Жа-а-ан-на… — чуть не простонал он. — Жанна, зачем ты так нехорошо сделала? Даже не поговорила напоследок. Глядишь, поговорили бы, может, обернулось и по-иному… Ты ведь у меня умница… Я бы что-нибудь придумал, мы бы вместе обязательно что-нибудь придумали. А теперь — тошно, и перед людьми стыдно… Стыдно?.. А плевать мне на стыд! Лишь бы ты вернулась, лишь бы вернулась! А больше мне ничего не надо. Ничего, понимаешь, Жанночка, ниче-го! Милая! А ведь вместо мы что-нибудь обязательно бы придумали, обязательно… Погоди, — я ведь вроде и сам знаю, что сделать! Точно… точно, я точно теперь знаю, что надо всего-то!.."

Он рванулся к двери.

— И как мне это раньше в голову не пришло? — губы у Тураша разошлись в улыбке. Назипа изумленно глянула из кухни…

— Ты что, Тураш?

— Я придумал, я придумал, Назипа! Ха-ха-ха!.. Я теперь знаю, что делать.

— Да что ты знаешь, глупенький? Ты это брось! — она вдруг порывисто обняла его. — Брось ты, наделаешь сейчас делов. Лучше переночуй у меня, утро вечера мудренее.

— Ты что, Назипа? Я — сейчас. Я теперь знаю, что сделать.

Женщина прижалась к Турашу, уронила голову на грудь. Хмельно стала целовать ему сквозь рубаху грудь, плечи. Целовала с исступленным чувством, "проснувшимся вдруг.

— Тураш, останься, — бормотала она.

— Нет, Назипа. Ты что, Назипа? Я пойду, Назипа…

Он осторожно разнял руки, так жарко обнимавшие его. И Назипа, обессилевшая, обмякшая, едва не упала, — он вовремя придержал ее.

— Ты не сердись, Назипа, — виновато сказал он. Шагнул в комнату, поднял фуражку и, круто развернувшись, ушел.

Когда Тураш окончательно скрылся в ночной темноте.

Назипа устало присела на ступепьку. Рыдания душили ее, и она с трудом сдерживалась, чтобы не разреветься. Руки Назипы, все. еще как будто ощущали сильное мужское тело, и не находили себе места. Наконец она успокоила их на своих собственных плечах, узких и жестких, как у подростка.

А Тураш в это время уже стучал в окно фельдшерского дома на окраине аула.

— Кто там? — услышал он сонный голос жены фельдшера.

— Ванда, это я, Тураш.

— Что случилось?

— Разбуди, пожалуйста, Иоганна, дело есть.

— Его дома нету, Тураш.

— Что?

— Нету говорю, нету.

— А почему?

— Его на ферму срочно вызвали, к утру только будет.

Тураш засомневался.

— Ванда, а может, он все-таки дома? Он мне позарез нужен. Понимаешь? Ты меня слышишь?

— Слышать-то слышу, — сердито ответила Ванда. — Но я же тебе говорю — нету его. Езжай за ним на ферму, если позарез…

— Понял. Ты меня прости, — промямлил Тураш.

Ванда что-то буркнула в ответ, но Тураш уже не Слушал. Выйдя за калитку, он уселся на поленницу.