Восход солнца

Ивон скупо и размеренно выдает себе эти ленчи — словно пилюли, с определенными интервалами, и только когда чувствует, что они необходимы. Люди, живущие в одиночестве, уверена она, трогаются рассудком, если слишком долго лишены общения с себе подобными. Ей давно уже надо было научиться заботиться о себе; она только не знала как. Ивон — точно растение; не больное, нет, — все вокруг только и твердят, какой у нее здоровый вид, — однако она растение редкое, способное цвести и даже просто жить лишь в определенных условиях. Она — саженец. Ей не раз хотелось составить свод правил в отношении себя самой и вручить кому-нибудь из друзей, но несколько ее попыток сделать это не увенчались успехом.

Ивон предпочитает маленькие ресторанчики, где столы покрыты скатертями; скатерти таинственным образом помогают ей проявлять выдержку. Вот она сидит против того, кого избрала сегодня своим спутником. Большие зеленые глаза смотрят из-под челки, как обычно косо спадающей на лоб, голова немного наклонена влево. Ивон твердо убеждена, что левым ухом слышит лучше, чем правым; к глухоте, впрочем, это не имеет никакого отношения.

Друзья с величайшей радостью завтракают с Ивон, хотя радости бы у них, пожалуй, поубавилось, приглашай она их почаще. Они довольно скоро исчерпали бы темы для разговоров. А вообще Ивон — превосходный слушатель и то, что ей рассказывают, воспринимает очень живо. (Тут нет обмана: в известном смысле она и вправду интересуется всем на свете.) Ивон любит погружаться в чужие дела и коллизии. В ее дела никто не торопится вникнуть: она производит впечатление человека спокойного и уравновешенного, ни у кого не возникает даже малейшего повода за нее тревожиться. Что бы она ни делала, она несомненно все делает правильно. Если же друзья все-таки пускаются в расспросы, то на сей случай у Ивон припасен набор анекдотов из собственной жизни, анекдотов смешных, но ничего не говорящих по сути. Когда этот репертуар иссякает, она рассказывает смешные истории про других. Многие забавные случаи она выписывает на карточки из книг и журналов и кладет в сумку, чтоб они всегда были под рукой.

Изредка она заходит куда-нибудь поесть одна. Как правило — в маленькие бары, где можно сидеть у стойки спиной к залу, наблюдая, с каким искусством и тщанием повара раскладывают для нее пищу на тарелке. Когда она ест, она почти ощущает их пальцы у себя во рту.

Ивон живет на верхнем этаже большого дома в сравнительно старой, но недавно перестроенной на современный лад части города. У нее две большие комнаты, ванная и кухонька за раздвижными дверями, створки которых напоминают жалюзи. Двери она почти всегда держит закрытыми. Есть еще и балкон, длинный, точно палуба, где стоят несколько цветочных горшков, сделанных из распиленных пополам бочек. Некогда в горшках цвели розовые кусты, но выращивала их не Ивон. Раньше этот этаж был обыкновенным чердаком. Ивон приходится пройти через весь дом, чтобы попасть к себе, но зато на площадке перед последним лестничным маршем есть дверь, которую она может запереть, если захочет.

Дом принадлежит довольно молодой чете. Эл и Джуди трудятся в муниципальном управлении городского планирования; оба необычайно словоохотливы и полны разнообразных проектов. К примеру, они намерены расширить собственную жилую территорию за счет верха Ивон. Надо только выкупить закладную на дом; тогда мансарда пойдет под кабинет для Эла. Пока же они в полном восторге от того, что у них такая удачная съемщица. Эти соглашения о найме так недолговечны, зыбки, так часто чреваты несовместимостью и всякими другими неприятностями, возникающими, например, из-за какой-нибудь неистово орущей стереосистемы или грязи на коврах… Но Ивон — чистое золото, говорит Джуди, ее и не слышно в доме. Для Эла соседка, пожалуй, даже чересчур бесшумна. Эл предпочел бы слышать шаги того, кто идет по лестнице за ним следом. Ивон он неодобрительно называет «тенью», но это только по вечерам, если день выдался трудный и к тому же он успел пропустить стаканчик-другой.

Как бы то ни было, плюсы явно превалируют над минусами. У Эла и Джуди есть годовалый младенец по имени Кимберли, который утро проводит в детском саду, а после полудня обретается в служебном кабинете Джуди, но если вечером родители вздумают куда-нибудь выбраться, а Ивон дома, они без малейших колебаний оставляют ребенка на ее попечении. Правда, ее не просят укладывать дитя в постель. Джуди и Эл ни разу не сказали, что Ивон для них — все равно что член семьи; этой ошибки они не сделали. Ивон иногда спускается вниз и сидит в кухне, наблюдая за кормлением Кимберли; в такие минуты Джуди кажется, что в глазах ее сквозит печаль.