Восход солнца

Она снова заворочалась на сухих листьях. Ближе к рассвету Остролистая все-таки провалилась в тревожный сон, но почти сразу же проснулась, потому что Львиносвет зашуршал листвой, выбираясь наружу. Широко зевая, Остролистая вылезла следом за ним.

Оранжевый свет, горевший в небе над территорией Двуногих, сменился бледными предрассветными сумерками. Крыши палаток Двуногих четко вырисовывались на фоне светлеющего неба. Холодный ветер свистел над землей, трава была покрыта инеем. Ежевика и остальные патрульные молча смотрели в сторону территории Двуногих.

— Нужно вернуться туда, — начал Ежевика, — и поискать кота, которого мы повстречали прошлой ночью. Я хочу знать, о чем он говорил вчера.

— Мне показалось, здешние коты не жалуют чужаков, — настороженно пошевелила усами Орешница.

Березовик ободряюще дотронулся носом до ее уха.

— Нас много, так что нам хилые котишки не страшны!

Остролистая быстро переглянулась с братом.

— Я думаю, мы вышли на след Сола, — прорычал Львиносвет, терзая когтями траву. — Клянусь самой жирной полевкой из кучи, что это из-за него вчерашний кот так нас испугался!

Остролистая кивнула. Любопытство придало ей храбрости, и она уверенно побежала следом за Ежевикой через участок травы к просвету между гнездами Двуногих. Ее соплеменники ни на шаг не отставали от них, все шли с поднятыми хвостами и гордо поднятыми головами.

«Мы коты-воители! Мы не должны никого бояться!»

Ветерок усилился, превратившись в холодный режущий ветер, воющий в глубоких ущельях между краснокаменными домами. Здесь было так темно, что коты с трудом разбирали дорогу, а слабые лучи солнца не могли растопить лед, стянувший лужи вдоль Гремящей тропы.

— Пить хочу! — проскулила Остролистая. — У меня язык стал шершавый, как мышиная шерстка!

Когда Ежевика в очередной раз остановился, чтобы принюхаться, она присела возле лужи и лизнула языком лед, наслаждаясь его покалывающей свежестью.

— Идем, — скомандовал глашатай. — Сюда.

Остролистая хотела вскочить, но тут же со сдавленным писком съежилась на земле. Оказалось, что язык у нее примерз ко льду, и малейшая попытка оторвать его вызывала острую боль.

— Что случилось? — крикнул Львиносвет.

— Ой… Яжык! — с трудом выговорила Остролистая. — Он… приклеился.

Львиносвет сдержанно хихикнул. Подбежавший Березовик наклонился к Остролистой, чтобы получше рассмотреть ее беду, и она с трудом подавила раздражение, заметив веселые искорки в его глазах.

— Это де хмехно! — промычала она настолько отчетливо, насколько позволял примерзший язык.

— Отойдите, — раздался за ее спиной спокойный голос Бурого. — Дайте-ка взглянуть. — Наклонившись, он аккуратно отодвинул в сторону Березовика и осмотрел Остролистую. — Так и есть, язык примерз, — сказал он, и Остролистая поняла, что старший воин едва удерживается от смеха. — Думаю, придется обломать лед вокруг твоего языка. Только тебе придется нести льдинку на языке, пока она не растает.

— Чудесная мысль! — прыснула Орешница. — Ты только что открыл новый способ приносить воду старейшинам!

Ощетинившись от злости, Остролистая снова попыталась оторвать язык, но лишь заскулила от боли.

— Ой, бойно, бойно! Хделайте зе хто-нибудь!

Она представила, как лежит на земле с высунутым языком и невольно прыснула со смеху.

«Звездное племя, до чего же потешно, я наверное, выгляжу!»

— Остролистая! — бросился к ней Ежевика. Смех плясал в его янтарных глазах, но голос был ласков, и он участливо дотронулся носом до ее уха. — Дыши изо всех сил. Лед совсем тонкий, ты растопишь его своим дыханием.

Улегшись рядом с ней, Ежевика набрал побольше воздуха и выдохнул на кусочек льда, к которому примерзла Остролистая. Неожиданное тепло разлилось по телу Остролистой.

«Как все-таки хорошо, когда кто-то о тебе заботится!»

Но это слабое тепло тут же сменилось холодом, когда Ежевика добавил:

— Ты вылитая мать! Она тоже вечно всюду застревала и попадала в дурацкие положения.

«Никакая она мне не мать!»

Остролистая шумно выдохнула, а потом снова пошевелила языком и со стоном облегчения отлепила его ото льда. На замерзшей луже появилась крошечная лунка, продышанная горячим дыханием Ежевики. Но Остролистая не собиралась благодарить глашатая за помощь. Он ей не отец — и вообще никто!

— Вот и хорошо, — буркнула она, вставая. — Все в порядке. Давайте…

Низкое рычание, раздавшееся за ее спиной, не позволило ей договорить. Все обернулись.

На другой стороне Гремящей тропы, в нескольких лисьих прыжках от них, стояла целая стая собак. Их было пятеро, все разного роста и размера — от маленькой бурой жесткошерстной собачонки до огромной черной с рыжими подпалинами псины. Но в глазах всех пятерых горела одна и та же свирепая ненависть.

— О, нет… — услышала Остролистая сдавленный вскрик Орешницы.

— Назад, — спокойно и твердо скомандовал Ежевика. — Ни в коем случае не бегите и не поворачивайтесь к ним спиной.

От страха у Остролистой лапы примерзли к земле, причем гораздо крепче, чем язык ко льду лужи. Она просто не могла пошевелиться. Слишком живо она представляла, как огромные собачьи клыки вонзятся в ее шкуру, как кровь хлынет из раны и…