– Прикончить их! – спокойно приказал Легаст, указывая на стоящих поодаль протестантов, которые только что сложили шпаги. Генрих ушам своим не поверил.
– Стоять! Вы не смеете! Мы же сдались! – Генрих отчаянно рванулся вперед, сам не зная зачем. Двинул кого-то локтем. Послышались мерзкий хруст и крик, очевидно, ему случайно удалось сломать кому-то нос.
– Держите его! – крикнул Легаст. Несколько человек тут же насели на него и скрутили, словно колбасу, заведя руки за спину, лишив какой-либо возможности сопротивляться. Последним усилием Генрих удержался, чтобы не рухнуть на колени. Это самое большее, что он мог сделать теперь.
Время как будто остановилось. Медленно-медленно, во всех деталях, он видел, как укрытая в доспехи солдатня шутя расправляется с безоружными людьми. С его людьми, сдавшимися на милость победителя по его приказу! Он вдруг наткнулся взглядом на последний взгляд Фротеннака. Капитан хотел что-то сказать, но в этот момент стальное лезвие пробило ему горло, из полуоткрытого рта хлынула кровь. Тело тяжело осело на брусчатку.
– Приказ короля, – вежливо пояснил Легаст, – идемте.
Когда Генрих покинул внутренний двор, все его люди были уже мертвы.
Пока маленький отряд, сопровождавший короля Наваррского, пробирался по коридорам Лувра, Генрих успел увидеть, как группа придворных, устроив настоящую травлю, добивает де Бове. По всему замку слышались крики и топот сапог, падала мебель, звучал пьяный хохот, где-то истошно заверещал младенец. Несколько раз в темных коридорах Генрих спотыкался о мертвые тела. А колокол звонил и звонил, громко, надрывно, как набат.
Отряд двигался довольно быстро, Легаст, очевидно, хотел поскорее избавиться от важного пленника, поэтому Генриха постоянно подталкивали в спину, вынуждая идти скорее. Он с трудом соображал, будучи не в силах осмыслить происходящее, и успевал только переставлять ноги.
Наконец, они добрались до маленького кабинета короля. Дверь распахнулась, и Генриха мягко подтолкнули внутрь, за спиной повернулся ключ.
Кабинет был пуст.
Царящая здесь тишина оглушила Генриха. Ковры и тяжелые дубовые двери приглушали звуки побоища, и эта комната казалась островком безопасности посреди кровавого хаоса. Генрих опустился на стул и закрыл голову руками.
Он не мог сказать, сколько просидел так, поскольку потерял счет времени.
Дверь снова приоткрылась. Генрих вскочил. Он был уверен, что сейчас войдет король. Однако из-за портьеры показался принц Конде. Волосы его были всклокочены, а лицо измазано кровью и имело сероватый оттенок.
«Я, наверное, выгляжу не лучше», – подумал Генрих. Он не знал, что незадолго до этого в покоях Анри де Конде, прямо у него на глазах был зверски убит господин Бовуа, гувернер принца, некоторое время учивший и самого Генриха. А когда Конде пытался его защитить, молодого Бурбона оттащили в сторону и, отобрав оружие, предлагали посмотреть, как будет умирать его старый воспитатель.
Конде обвел комнату пустым взглядом, как будто не замечая Генриха, он быстро подошел к окну и распахнул его. Окно выходило во внутренний двор Лувра и Генрих, зная, ЧТО увидит там, не хотел смотреть на улицу. Однако, крики, раздававшиеся снаружи, заставили его подняться.
Двор был хорошо освещен факелами, и им со своего места, как в императорской ложе амфитеатра, было отлично видно все, что там происходит. Акустика каменного мешка позволяла различать отдельные фразы.
Генрих видел, как почти в самом центре площадки спиной к спине, ощетинившись шпагами, стоят генерал де Ларошфуко и юный Леруа, которому не исполнилось еще и семнадцати лет. На белом воротнике мальчишки отчетливо виднелась кровь. Их окружало кольцо гвардейцев и придворных короля, возглавлял которых молодой герцог де Шеврез. Гугеноты явно не собирались становиться легкой добычей. Католиков было значительно больше, но они выжидали, понимая, что первым не поздоровится. Возникла пауза.
Де Шеврез сделал несколько шутовских выпадов. Эта сцена явно веселила его.
Ларошфуко что-то резко крикнул, и в этот момент в его сторону полетел кинжал. Он попытался увернуться, но не совсем удачно, лезвие царапнуло ему правое плечо. Началась драка. Ловкий удар Леруа вспорол живот одному из нападавших, но на этом везение оставило гугенотов. Когда Леруа вынимал шпагу из тела поверженного врага, клинок другого почти снес ему голову. Тело юноши безжизненно опустилось на мостовую.
Оставшись один, Ларошфуко еще некоторое время отбивался, но, у одного против шестерых, у него не было шансов. Его сбили с ног и долго с остервенелой яростью забивали сапогами. Через некоторое время палачи, видимо, устали от этой возни, но жертва еще дышала, и горячие сердца их требовали продолжения. Тогда де Шеврез снял со стены факел, очевидно, собираясь поджечь на Ларошфуко одежду. Ему хотелось поглядеть, как знаменитый вражеский генерал будет корчиться на земле и выть от боли.