Восход теней

Теперь Зекхана потянули в обе стороны разом. Еще более твердая рука, стиснув ладонь, повлекла его вверх. Уступать ни одна из противоборствующих сил не желала, и на миг ему показалось, что его вот-вот разорвут пополам, но тут нога, наконец-то, освободилась, и Зекхан пулей понесся ввысь, с головокружительной быстротой удаляясь от меркнущих позади огоньков.

Однако нечто, таившееся во мраке, его увидело, и слова его Зекхан не столько услышал, сколько почувствовал: казалось, в голове зреет некая бесчеловечная идея, зарождается, рвется наружу мрак – мрак всеобъемлющих, нескончаемых мук.

Увлекаемый вверх, Зекхан все быстрей и быстрей мчался к крохотному, с булавочную головку, пятнышку света, которого раньше не замечал… а может, раньше его там и не было? Свет стремительно приближался, и Зекхан засомневался, пройдет ли в столь тесный лаз, а между тем скорость не убывала. Закрыв глаза, Зекхан собрал волю в кулак… и полной грудью вдохнул воздух Азерота, с силой хлестнувший в лицо.

Проморгавшись, он обнаружил, что лежит на боку, в каком-то домишке, свернувшись в постели клубком. Охваченное жаром тело ныло, тряслось лихорадочной дрожью, но многочисленные ожоги были все до единого смазаны чем-то прохладным и несказанно нежным. Правда, на них даже смотреть не хотелось, однако Зекхан опустил взгляд и при виде до черноты обгорелых ладоней, при виде кожи, вздувшейся отвратительными кроваво-красными волдырями, невольно передернулся. Обожженное тело откликнулось вспышкой мучительной боли, и Зекхан страдальчески сморщился, но растревоженным ожогам и это пришлось не по нраву.

– Ай!..

– Он жив! У тебя вправду вышло!

Над Зекханом, не сводя с него глаз, прикрыв ладонями губы, стояла Таланджи. За спиной королевы маячила знакомая иссиня-серая фигура лоа могил. Глаза Бвонсамди под маской полыхали бирюзовым огнем. Зекхан тихонько захныкал. Огня он больше не желал ни видеть, ни слышать, ни чуять, ни даже вспоминать о нем.

– Я… я видел там кое-что… но вовсе не то, чего ожидал! Это было… просто ужасно. Ты мне солгал, Бвонсамди! Ты мне солгал!

– Что же ты видел? Говори! – спросил Бвонсамди, словно бы в страхе встрепенувшийся, на миг затаивший дух, едва услышав его. – Говори же!

– Молчи. Побереги силы, – с мягким упреком в голосе сказала Таланджи. У ног ее стояли шесть порожних горшков из-под травяной мази, которой смазывали ожоги. – Целители скоро вернутся. Бвонсамди велел отослать их.

Лоа могил, настолько прозрачный, что ни ладони, ни ступни почти не видны, бессильно поник головой. Казалось, он вот-вот сожмется, съежится, схлопнется внутрь.

– Аховая это работа – запихивать душу тролля обратно в тело. Еще немного, и вовсе б тебя не поймал.

– Я… Я видел яму, а может, портал. Кипящий пурпурно-черным, из которого нет пути назад, а там, впереди только боль да страдания…

Бвонсамди со свистом втянул в себя воздух сквозь крепко сжатые зубы.

– Хм… Что ты еще видел, малыш?

Это уж было слишком – просто голова кругом.

– Я… только духов, цепи, тьму, какое-то странное подземелье… и все такое холодное, беспощадное, как будто мне никогда больше не знать покоя. Как будто там нет ничего, кроме зла.

Зекхан закашлялся. Да, он только что чудом остался в живых, однако эта мысль сразила его наповал. Все тело разом бросило в жар и в холод.

– Да, насчет страданий – это ты верно почуял. Там место тем, кому не искупить грехов.

– Я… Чем же я мог это заслужить? За что же меня в бездну этакую?..

Таланджи, склонившись к нему, покачала головой.

– Ты спас тех малышей, Зекхан, и они уже называют тебя Светом Шоал’джай, – Бвонсамди закудахтал от смеха. – Вижу, до черного юмора они вполне доросли!

Но ни королеве, ни Зекхану было не до смеха. Устремив гневный взгляд на Бвонсамди, Таланджи обвиняюще указала в его сторону пальцем.

– Так почему же он отправился в это жуткое место, о мудрейший лоа могил?

Лоа отвел взгляд в сторону и уставился в пол. Тут Зекхан отметил, как слабо проявляется его образ, истончившийся, словно шлейф стародавнего дыма. Устало вздохнув, Бвонсамди протянул к ним раскрытые ладони, будто преподнося обоим некий незримый дар.

– Ты видел Пасть, малыш. Последний приют темнейших из душ. Только теперь она пожирает души всех умерших, кто бы какую ни прожил жизнь. Добрый ли, злой, вор или принц, в Пасть отправляются все. Всё теперь не как до́лжно. Но я спасаю от этого всех троллей, кого только в силах спасти, и немалой ценой. Заботы о них отнимают все оставшиеся силы.

С этими словами Бвонсамди поднял кверху полупрозрачную ладонь и досадливо поморщился.

– Вот почему вы непременно должны помешать этим бунтовщикам и Гнилостеню. Добьются они своего – ничто больше не помешает всем душам умерших отправиться в Пасть. Навеки.

Оба тролля умолкли, будто одно это слово лишило их дара речи. Сама королева вытаращила глаза и побледнела, как полотно.

Наконец Таланджи поднялась, зацепив подолом юбки и опрокинув один из порожних горшков.

– И давно ли? – спросила она, совладав с ужасом. – Давно ли такое творится?

– Твоего отца я от сей участи уберег, – проворчал Бвонсамди. – Если ты, конечно, об этом.