Восход

– Ага. И еще желание защитить родную землю, – добавил полковник. – Вот только закавыка тут – земля-то не наша. Она принадлежит им, – он резко ткнул пальцем в воздух над головой. – И воевать мы не сможем, поскольку давно глубоко и прочно увязли в этом дерьме.

– Это вы увязли, – отрезал Антон. – А я нет!

– Ты тоже ген-модицифирован. Это куда круче ген-изменения и…

– Мной они управлять не смогут!

– В самом деле? – прищурился полковник. Поднялся с кресла, массируя виски. – Давай закончим этот разговор. Считай, что его не было.

Аркудов угрюмо кивнул.

– Я ведь все понимаю. – Павел Геннадиевич приблизился и сделал жест, словно хочет приобнять Антона за плечи, но отступил. – Когда я человек – я все понимаю. Ограниченно… По-человечески… И не меньше тебя, невзирая на песью кагэбистскую натуру, хочу свободы для всего человечества. Ведь все наши негативы – алчность, ненависть, жажда мести, зависть и многое другое привито Правителями…

– И вашими Отцами!

– Мд-а-а… И Отцами, вероятно, тоже… Антон… – Полковник замешкался и повторил: – Я все понимаю, когда человек… И смогу закрыть глаза, когда ты захочешь поступить по совести. Но если надо мной возьмут управление, я не могу гарантировать тебе…

– Договорились, полковник, – кивнул Аркудов. – Даже не представляете, как мне хочется пожать вашу руку. Но…

Павел Геннадиевич развернулся и вышел.

– Через десять минут чтобы был в фойе! – донесся из коридора его голос.

Антон с удивлением прислушивался к себе. Это было странно, но ненависть куда-то исчезла. В воспоминаниях перед Аркудовым возник еще не седой – молодой мускулистый Павел, злобно – по-человечески! – матерящийся. Кошмарное существо с челюстями-лепестками растворилось в свете последних слов полковника.

– Теперь я верю, что получится! – приободрил себя ученый, вставая с кровати, поправляя рубашку и набрасывая куртку.

Улыбаясь, он вышел в коридор и громко, со смачным треском захлопнул за собой дверь.

Местом начала операции стала отлично сохранившаяся цистерна Базилика. Около десяти тысяч квадратных метров площади. Позеленевшие от сырости и времени колонны – двенадцать рядов по двадцать восемь; каждая немного не похожа на соседку – все архитектурные излишества были когда-то взяты из разных античных храмов. Мягкий свет, льющийся из крохотных светильников на полу, ореол с оттенком густого липового мёда под высокими потолками, прозрачная вода в широком бассейне. Старинная памятка ушедших в былое религий и мифов: головы медузы Горгоны, таинственные надписи, искусная лепнина, рассказывающая о важных событиях, ставших лишь отголосками прошлого. Воздух отдавал сыростью с кисловато-соленым привкусом. И шумное эхо между колонн: покашливание, смех, шорох одежды, стук ботинок и даже далекие отзвуки машин с проспекта наверху.

Турция в мае уже вовсю исходила зноем, но в подземельях еще царил по-зимнему неприятный холодок. На входе посетителям предлагались утепленные куртки, впрочем, многие предпочитали шорты и футболки. Спускаясь, ученый то и дело поеживался – пробирало даже сквозь верхнюю одежду, особенно худо приходилось ступням и ляжкам.

Антон еще в глубоком детстве посещал такие места, перед которыми сердце обычного смертного замирает: пирамиды Центральной Америки, раскопки некогда величественных городов Месопотамии, древнегреческие руины и даже закрытые для большинства пирамиды Китая. Поэтому подземное сооружение, некогда бывшее священным храмом византийцев, а теперь – частично затопленное водой и замурованное под каменными сводами, не вызвало у Аркудова каких-либо сильных эмоций. А вот смотреть на вихри т-энергии, находясь в самом эпицентре невидимой обывателям бури, было захватывающе.

Над Стамбулом висело непроницаемое разноцветное облако. Такое огромное, что в его утробе терялись линии горизонта, и даже луна пробивалась с заметным трудом. Т-энергия мегаполиса текла неспешными ручейками вверх – от шоссе, тротуаров и домов, собираясь в бурлящие потоки, взбиралась на шпили храмов и выпуклые башни мечетей. Казалось, сакральные сооружения для того и построены в виде антенн и перевернутых кубков, чтобы собирать т-энергию. Особенно много волн притягивали красивейшее здание – собор Айя-София[12]и расположившаяся неподалеку Голубая мечеть. Отсюда вздымались бесконечные паруса переплетенных энергетических нитей. Они расстилались между каналами, трепетали и схлопывались, будто крылья исполинской мифической гарпии.

Покружившись в небе над городом, массы того, что древние назвали бы эгрегором, душой или даже Богом, свивались в громадный циклон. Он вращался с неистовой скоростью, однако совершенно бесшумно, над гулом автомобилей, выкриками уличных торговцев и потрескиванием светофоров, падал обратно, несколькими изогнутыми ножками-смерчами растворяясь в асфальте и мостовой. Проход находился где-то между Святой Софией и Мечетью – Антон видел, где вворачивается в брусчатку черенок энергетической воронки. Но больше ничего: зрение не позволяло преодолеть искрящиеся т-энергией камни и грунт; под землей царила кромешная тьма.