Восхождение

Ними о х'оттэ окэнакутэ
Тоцудзэн но киссу, то: тоцу навакарэ…
Юмэ но нака дэ, канодзе ни фурэта,
Како то намида то кокухаку то…[17]

Девичий голосок, нежный, как солнце весной, напевал странную песню на языке, которого не должно было быть в здешних местах. Сашка сделал Аяксу знак ждать и легко-легко, словно был не из плоти и крови, а из птичьего пуха, шагнул вперед. Еще, еще, еще…

Когда увижу я тебя, Любимый мой, желанный мой,
Я подарю тебе себя
И стану я твоей рабой… —

пела обнаженная девушка, танцуя на поляне возле родника. Рядышком лежала ее одежда: белье, чулки, юбка и блузка, сложенные аккуратной стопкой, за которой стояли джинсовые полусапожки. Невольно Сашка засмотрелся: девушка была хороша. Невысокая, с гривой распущенных иссиня-черных волос, стройная, с небольшими грудками, на вершинках которых соблазнительно поблескивали земляничные соски… Она повернулась к Сашке, улыбнулась и поманила к себе:

— Ты?! Ты наконец пришел?! Я так долго искала тебя, любимый мой!..

Миг — и она повисла у него на шее, обнимая, целуя, поглаживая его лицо нежными пальцами с наманикюренными ногтями. Сашка не успел ни отстраниться, ни оттолкнуть ее и теперь стоял, чувствуя, как обволакивает его сладкий дурман, как напрягается все его тело, как сладко начинает щемить в низу живота…

Девушка была прекрасна, как мечта. На гладком, молочно-белом лице горели драгоценными камнями удлиненные миндалевидные глаза. Даже сквозь грубую ткань камуфляжа он ощущал всю прелесть этого упругого тела, которое прижимается к нему все сильнее и сильнее. Ему вдруг стало все равно, что произойдет дальше: лишь бы не выпускать из объятий это удивительное, горячее, зовущее тело. За такую девушку можно умереть… «Ты боишься меня огорчить?»

Ленка? ЛЕНКА!!!

Сашка отшвырнул от себя девушку, которая на лету обернулась огромной лисицей с семью хвостами, и рванул на себя автомат. Не тут-то было! Лисица извернулась в воздухе, и Сашка получил здоровенный пинок в грудь, от которого отлетел метра на три и приземлился, лишь встретив на своем пути молоденький кедр. Откуда-то сбоку выметнулся Аякс, прыгнул длинным махом. Лисица крутанулась на месте, и волк рухнул, сбитый с лап ударом одного из тяжелых, точно дубовые поленья, хвостов.

В магазине автомата было всего три патрона, которые Сашка истратил совершенно бездарно. Лисица была слишком быстрой для него. Она двигалась с такой скоростью, что иногда представлялась одной сплошной размытой полосой. Аякс снова попытался напасть, отвлекая кицуне на себя. Сашка рванул из ножен кинжал, тигром рванулся вперед… и налетел на Аякса, который тоже промахнулся. Прозвенел издевательский девичий смех.

«Попробуй напасть первым, отвлеки».

«Хорошо, Аякс. Начали!»

Сашка снова метнулся вперед, используя автомат, словно копье. Тяжелый хвост ударил по пальцам, выбивая оружие, второй захлестнул горло. Удар кинжала, истошный визг в котором лисье тявканье звучало человеческой болью…

Аякс прыгнул в ту минуту, когда хвосты, точно щупальца осьминога оплели Сашку, почти лишив возможности шевелить руками. Огромный волк повис у гигантской лисицы на загривке, Сашка почувствовал, что руки снова свободны, и ударил кинжалом туда, куда и метил с самого начала, — в самый низ белой грудки оборотня в лисьем обличье. Хрип, резко перешедший в бульканье…

Перед Сашкой лежала обнаженная девушка. В солнечное сплетение красавицы был вогнан по самую рукоять кинжал с серебряной насечкой на лезвии, из-под которого медленно сочилась кровь. Огромные лучистые миндалевидные глаза смотрели на Сашку с укором:

— Зачем?.. Нам было… бы… так хорошо… Зачем?..

Девушка вытянулась и замерла. Сашка вытер со лба пот. Аякс подошел и ткнулся носом в ладонь человека.

«Здорово подрались».

«Да уж. Если бы не твой прыжок, Аякс…»

«Не Аякс. Зови меня Вауыгрр, брат…»

Просторный кабинет на восемьдесят восьмом этаже Гонконгского международного финансового центра не заполняли картины старых мастеров и антиквариат. Хозяин кабинета, сухощавый пожилой китаец, придерживавшийся во всем принципов скромности и экономии, довольствовался простым интерьером в стиле хай-тек и такой же удобной и функциональной мебелью. Питер Фэй уже второй час молча сидел в кресле, рассматривая старую пожелтевшую фотографию, и не реагировал ни на телефонные звонки, ни на вызовы коммуникатора внутренней связи. Он просто смотрел на фотокарточку в почерневшей деревянной раме и ждал. Наконец, предупрежденный заранее секретарь распахнул дверь перед высоким мужчиной в сером деловом костюме. Мягко, словно тигр, мужчина подошел к столу и поклонился.

— Господин Фэй…

— Вы узнали? — Финансист говорил тихо, но голос его был слышен ясно и четко.

— Да, господин. — Мужчина кивнул. — Госпожа Шан совершала обычное паломничество по местам памяти Рода. Видимо, после ритуала памяти она решила прогуляться.