Действительно, необычно. Попытайтесь представить себе, что чувствует монтажник, лежащий на спине и привязанный поясом к самой вершине стрелы крана, на которую он забрался по колонне, а не по самой стреле, что было бы еще опасней. Каково ему там, на высоте восьмидесяти метров над землей, висящему над этим стальным ущельем, составленным из ребер колонн и железного кружева балок и ферм!
Всякий ли монтажник рискнет на эту операцию? Нет, не всякий. Необходимы опыт, смелость, душевная сила. Куда как проще сказать себе и другим: пусть тот, кто заварил, тот и расхлебывает кашу! И уйти от личной ответственности за случившееся, и, как говорят: «погнать мяч дальше от своих ворот».
Но, как видите, Коновалов решил иначе.
Монтажник-высотник! Я думал о профессиональном мастерстве Анатолия Степановича, которое, естественно, растет вместе с общим прогрессом техники, но тут же отчетливо представил себе, что ведь мастерство само по себе еще не составляет всего профессионального облика рабочего человека, что это важная, но все же лишь одна из составных его частей, ибо год от года видоизменяется не только мастерство, но и нравственное, интеллектуальное содержание рабочей жизни. Разве пример Анатолия Степановича Коновалова не лучшее тому свидетельство?
Ведь и он, Коновалов, не сразу стал таким, как сейчас. И его товарищи стальмонтажевцы. И само монтажное искусство. В сороковые, в пятидесятые, даже в начале шестидесятых годов оно еще было другим, хотя содержало в себе интересные, героические, незабываемые, но все же иные черты.
Глядя из семидесятых годов
Однажды в праздник Победы — 9 мая мне пришлось выступать в Министерстве монтажных и специальных строительных работ СССР.
Я рассказывал о последних сражениях, о том, что видел в Берлине в дни его штурма, в дни разгрома нацистского государства. По характеру записок и вопросов, по тому, с каким интересом завязалась и шла наша беседа, я понял, что среди монтажников немало бывших воинов и непосредственных участников берлинских боев. А потом товарищи из министерства повели меня в другой зал, где была наглядно, в фотографиях и макетах, представлена повседневная работа монтажников: новые домны, мартены, заводы, телебашни, радиорелейные линии, эстакады плотин, уникальные высотные дома, массивы новых городов.
Поистине это был могучий стальной костяк современной цивилизации.
И тогда еще мне захотелось заглянуть во вчера, посмотреть на сегодня, подумать о завтрашнем дне монтажного искусства, взглянуть на тех, кто от рубежа войны всегда шел по ступеням нарастающего мастерства и индустриальной мощи.
Мне захотелось побродить, как пишут у нас иногда, «по материку рабочей темы». Он обширен, этот материк. Так удачно сказал поэт о героях этого очерка:
За послевоенную нашу историю скромный, мало кому известный трест Стальмонтаж проделал огромную работу, восстанавливая разрушенные и создавая новые очаги индустрии.
Трест образовался еще до войны, в сороковом году. Вырос на базе Центральной сварочной конторы. Это было время, когда за сварку надо было еще агитировать, я и сам помню большие витрины демонстрационного магазина на улице Кирова с казавшимися тогда диковинными аппаратами ручной и автоматической электросварки вкупе с другими монтажными инструментами. Это был первый рекламный магазин треста Стальмонтаж.
А стальмонтажники, едва началась война, стали строить оборонительные сооружения под Москвой, под Ленинградом. Война еще не отгремела, а в освобожденном Сталинграде, в Севастополе, на шахтах и заводах Донбасса стальмонтажники восстанавливали разрушенное. По сути дела, трест Стальмонтаж вместе с родственным трестом Стальконструкция поднял на ноги и вдохнул жизнь во всю металлургию нашего юга.
В сентябре сорок третьего года опытный инженер-монтажник Петр Алексеевич Мамонтов с грехом пополам добрался до Мариуполя. Днем поезд преимущественно стоял, опасаясь немецких бомбардировщиков. Ночами было холодно и страшновато. Кругом была темень, лишь сыпались из-под колес паровоза горящие искры, освещая на мгновение седую траву на насыпи да силуэты разрушенных шахт и заводов.
К Мариуполю Мамонтов подъехал тоже в темень, когда нельзя было различить ни города, ни станции. До войны за много километров были видны огни завода. Издали они казались звездами, упавшими на самый край земли, за ними двигались звезды поменьше и потусклее: это шевелились и мерцали на поверхности моря отраженные огни «Азовстали». Поезд проходил у самого завода, и в воздухе всегда немного попахивало доменным газом. Цехи гудели, от работающих агрегатов исходило еле уловимое, но трогающее сердце живое тепло.