Восхождение

То, что Попов из Грозного, обрадовало и заинтересовало меня. Значит, Борис Попов был юношей-рабочим в те годы, когда в Майкопе, Нефтегорске, Хадыженске гремели имена буровых мастеров Позднякова и Хрищановича. О них знал, у них наверняка учился молодой нефтяник.

Так почему же его, привыкшего к мягкому климату юга России, к горам, долинам и лесам Северного Кавказа, человека уже и не такого молодого, потянуло на север?

Это «почему» висело у меня на языке и напрашивалось в разговоре с каждым из работающих в поселке. А ведь вряд ли кто-либо, даже из числа наиболее разговорчивых и откровенных, смог бы, да и захотел, найти исчерпывающий ответ. Это не просто, совсем не просто. Редко поступок человека продиктован каким-либо одним желанием или чувством. Обычно это совокупность обстоятельств, потребностей, черт характера, душевных стремлений.

«Приехал поработать, посмотреть!»

Это сказал мне Попов, предельно скупо, и в этом уже проглядывалась черта характера. Сказал безо всякого желания углублять или развивать эту тему. Я же подумал в ту минуту, что он приехал, конечно, не только посмотреть, но и себя показать, попробовать, сколь крепки еще его рабочая хватка и мастерство.

Я заметил, что коренных сибиряков в поселке не так уж много. Больше приезжих людей, но уже, как говорится, с сибирским характером. И как тут не подумать о том, что это понятие не географическое и не региональное.

С сибирским характером не столько рождаются, сколько его приобретают, воспитывают и укрепляют в Сибири. И вчерашние выходцы из средней полосы России, прибалтийцы и дальневосточники, люди из Закавказья или наших среднеазиатских республик, — одним словом, посланцы всех земель нашей необъятной Родины.

В отличие от большинства своих товарищей по бригаде, Борис Федорович Попов не совершает авиационных рейсов из поселка на юг для отдыха. Вахтовый метод он не принял и живет тут постоянно.

На время (пока трудно сказать, надолго ли) он забыл и о своем доме в Грозном, где работает его дочь Вера Борисовна — воспитательница в детском саду. А жена и старший сын Григорий, бурильщик, прилетели с главой семьи на север.

Я пошел с Поповым в балок-вагончик, чтобы посмотреть его «семейный уголок». Он занимал с женой комнатку, небольшую, обставленную просто, по-походному, с минимумом мебели. И все же это был семейный уголок, дышащий уютом, теплом домашнего очага, что стремятся даже в таких условиях создать женские руки.

Мы сели с Борисом Федоровичем около туалетного столика, над которым рядом с зеркалом висела большая семейная фотография Поповых, сделанная, видимо, в Грозном. Сели, помолчали; я начал расспрашивать мастера о здешнем житье-бытье.

Попов высок, и это заметно, даже когда он сидит, чуть ссутулившись, склонив голову и оперев о колени крупные ладони. Он темноволос, с хорошей еще шевелюрой, в меру, по-рабочему сухощав. Лишний жирок у него, должно быть, не накапливался. Не та работа. На буровых редко можно встретить полного рабочего.

Много раз в жизни я встречал людей с угрюмоватым взглядом. Сам я, в известной мере, такой же. И оттого хорошо знаю, что это часто лишь внешние и обманчивые признаки характера. Грубоватая лепка лица, его суровость — отнюдь не «зеркало души», вовсе не отражение суровости душевной.

Поэтому меня не смутила хмуроватость бурового мастера, его малоречивость и сдержанность в разговоре. Поступки всегда красноречивее слов.

— Я приехал с семьей, не налегке, а основательно, чтобы обосноваться прочно.

Сказав это, Попов бросил взгляд на свою комнату, мельком оглядел ее, словно увидел впервые. Мне показалось, что я понял этот взгляд. Конечно, прочность в поселке была особого рода. И смена бригад через год-два, видимо, неизбежна.

— Пережили зиму, — продолжал он. — Работали нормально.

Ох уж это «нормально»! Ходовое словечко в рабочем лексиконе, некий условный знак делового благополучия. Но сколько порою за этим «нормально» скрывается трудностей, преодоленных препятствий!

— Мне все же легче, чем другим, — заметил Борис Федорович. — Рядом хозяйка, сын, все теплее.

Надежда Петровна сидела рядом, слушала наш разговор и улыбнулась, как человек, которому слова мужа всего ближе.

Не берусь определить ее возраст. Она мать трех взрослых детей, и это уже говорит о многом. Странным было бы спрашивать Надежду Петровну, зачем она приехала сюда. Приехала с мужем, с которым привыкла делить все, что выпадало на его долю. Бросалась в глаза ее не совсем здоровая полнота. И все же не осталась с дочерью в Грозном, а вот здесь, в поселке, устроила семейное гнездо, помогает мужу и сыну.

Надо иметь характер и волю, очень любить своих близких, надо быть смелой женщиной, чтобы жить здесь и делать все то, что делает Надежда Петровна, и поварихи из столовой, и немногие женщины из геологической службы.

«Есть женщины в русских селеньях...» И в сибирских, и в заполярных! — можно было бы повторить вслед за поэтом. Есть женщины в рабочих поселках, живут, обустраивают быт в неосвоенных местах, которые еще совсем недавно считались забытыми и богом и людьми.